Шмыгая заложенным носом-пятачком, вахмистр недоверчиво-насмешливо смотрел на меня. Он объявил, что должен видеть дядюшку, даже если его потребуется разбудить; что это в интересах самого дяди (тут вахмистр таинственно подмигнул), что у него такой приказ и если я помешаю выполнить его, то он на свой страх и риск велит жандармам обыскать дом.
Перед лицом неизбежности я незаметно нажал под скатертью кнопку электрического звонка, проведенного к дяде в спальню, и, чтобы выиграть время, задал вахмистру несколько головоломных вопросов, над которыми тому пришлось немало попыхтеть.
Перед дверью спальни я вновь заклинал вахмистра не будить дядю, говоря, что это смерти подобно. Но жандарм был неумолим, и я тихонечко открыл дверь.
В углу, на кровати, из-под сбитой перины выглядывало страдальческое лицо дяди, обмотанное компрессами. Дядя дышал тяжело, но равномерно — верный признак того, что сон наконец снизошел на него после долгих мучений. Рядом, на тумбочке, выстроился целый ряд пузырьков со снотворным.
(Кстати сказать, аналогичную картину демонстрировали всем назойливым родственникам, которые ежегодно в пору отпусков пытались втереться в доверие к дорогому дядюшке. Под периной, с компрессами на голове, дядюшка имел вполне пристойный вид, а чтоб сдернуть с него перину — на это никто не отваживался, даже самые недоверчивые посетители. Всякий раз, когда при такого рода визитах дядю все-таки «будили», он так «по-свойски» расправлялся с родственниками, что даже мне их становилось жаль.)
Вахмистр на цыпочках направился к кровати, как вдруг зацепил и опрокинул стул. Дядя взвыл. Я тотчас понял, что при всей своей кажущейся глупости этот вахмистр — человек зловредный.
— Простите, пан Жулиан, — начал он оправдываться, — все этот проклятый стул виноват…
Дядюшка жалобно простонал:
— Все кончено! Ох, смерть моя пришла!
— Пан Жулиан, у меня был приказ не будить вас, но увидеть, вот ведь в чем дело! А приказ для меня дороже денег.
— Какие там к черту деньги! — зарыдал дядя. — Теперь мне вовек не уснуть!
— Не в деньгах дело, — холодно произнес вахмистр, — дело в пане Либеке. Он исчез, ушел из дому. Понимаете?
— Что мне до пана Либека! — охал дядя. — Я спать хочу!
— Есть какая-то связь, правда, загадочная, между вашим поместьем и поместьем пана Либека… — гнул свое вахмистр. Бывает так — выпьешь чего-то там, смотришь — человек вдруг начинает сокращаться… Вам что-нибудь об этом известно, пан Жулиан?
