— Тут нынче гонец от китайского императора забегал. Сервиз принес. Так я от скуки разбил половину… Пошел бы, отвел душу…
— Фарфор? — спросил Ирокезов-старший, поднимаясь.
— Угу. — Только быстрее, обед стынет.
Он ушел, а сын крикнул ему в спину.
— Ты в зеркало кидай! Если посуду об зеркало бить, то звону больше…
Через семь минут, Ирокезов-старший с посветлевшим лицом, вернулся в столовую. А через два часа они подошли к городской котельной, расположенной под Везувием.
Дверь была не заперта, но почему-то не открывалась. Ирокезов-младший сунул голову в щель и понял почему. С той стороны двери лежал пьяный котельщик Вулкан.
Оттащив его в сторону, Ирокезовы оглядели помещение. Смотреть вообщем было не на что. Гнусность запустения лезла на глаза так, словно Вулкан специально испоганил все, что бы выжать слезы из каждого, кто переступит порог котельной. Доброго слова все это не стоило, но Ирокезов сын что-то углядел на стене, дохнул туда и протер рукавом проступившую из грязи бляху.
— Оборудование-то фирменное! — одобрительно сказал он. — Финикийцы делали. Селение Мухулен-заде.
— Да уж больно запущено — дал волю своему скептицизму Ирокезов старший. Оснований для скептицизма хватало. Паутина, словно почетные анархические знамена висевшая по углам, никак не свидетельствовала о добротности всего того, до чего доставал глаз. От этого пейзажа во рту становилось кисло. Чтоб не потерять решимости он сказал.
— Чего уж там. Раз решили, так давай дело делать.
Ирокезов младший, не взирая на последствия, крутанул штурвал, повышающий давление в магистралях. Гул волной прокатился по котельной. Он начинался у котлов и по трубам уходил вверх, Ирокезов-младший, раздевшись до набедренной повязки и сложив одежду в мешок с изображением осьминога, осмотрел баки с мазутом.
Испоганить мазут Вулкан не догадался, а может быть, он и вовсе собирался продать его кому-нибудь.
— Тут мазуту, папенька, на три года запасено.
Ирокезов-старший ничего на это не ответил, так как сидел в топке и очищал её от нагара.
— Редкая сволочь, этот Вулкан, — сообщил он сыну, высунувшись из топки. — Это ж надо так оборудование испоганить…
— Он же подёнщик — попытался оправдать его Ирокезов младший, довольный качеством и количеством мазута. Пропитанной керосином тряпкой он зажег форсунку.
— Поганщик! — Сурово поправил его отец.
Через несколько часов в городе наступило потепление.
— Слава Ирокезовым! — кричал восхищенный народ. Сам император прослезился и объявил амнистию обмороженным. В море стремительно таяли льды. Ледокольные триремы, освобожденные ото льдов, распустив паруса шли к городу.
