Из любопытства она высунула голову из окна, чтобы получше разглядеть этого странного джентльмена. Когда они проезжали мимо него, он медленно помахал им рукой. Констанс тоже махнула ему в ответ, и ей показалось, что он еле заметно улыбнулся.
Констанс повернулась к мистеру Кримминзу и мистеру Уокеру, сидевшим напротив.
– Я видела человека на дереве! – воскликнула она.
Мужчины перекинулись недоуменными взглядами, что, впрочем, они не раз уже делали за время их путешествия, однако ответить не соизволили и опять уткнулись в газеты.
– Человек был в военной форме! – не унималась Констанс.
На сей раз лишь мистер Кримминз мельком взглянул поверх газеты, но тут же снова вернулся к чтению.
За все время оба джентльмена едва обмолвились с ней несколькими словами и явно пугались каждого ее слова или вопроса. От этого положение становилось крайне неловким, и Констанс была рада, что скоро все кончится.
Несмотря на то что она думала о Филипе и готовилась к встрече с ним, ей не удавалось отогнать мысли о Джозефе Смите. Чем больше она вспоминала о нем, тем больше ей казалось, что его главной заботой было всего-навсего не дать ей замерзнуть. А все остальное – это плод ее воображения.
Она смотрела в окно, но уже не замечала красот парка и лужаек, потому что ей казалось, что мистер Кримминз и мистер Уокер читают ее мысли. Если бы не их внезапное появление, Констанс попросила бы Джозефа поцеловать ее. Она почувствовала, как вспыхнули ее щеки, и краем глаза заметила, что мужчины наблюдают за каждым ее движением.
Ей так и не удалось расспросить своих спутников хотя бы о том, откуда они знают Джозефа Смита и кто они сами. Лишь одна деталь ей стала известна, когда менее осмотрительный мистер Уокер проронил фразу:
– Итак, мы все же успеем вернуться вовремя и попадем на бал к Гиллисам?
Но Кримминс так посмотрел на него, словно хотел, чтобы тот сгинул с его глаз. И Констанс, которой очень хотелось спросить их, кто такие Гиллисы, знают ли они Филипа, не осмелилась на это.
Карета катила дальше, и Констанс снова любовалась диковинами поместья Гастингс-Хаус. Наконец она увидела дом.
Нет, не дом. Это был огромный особняк, таких она не видела даже на обширных плантациях Виргинии. Не верилось, что в мире нашлось столько мрамора и стекла и все ушло на то, чтобы создать Гастингс-Хаус.
Клонившееся к закату солнце заливало теплым янтарным светом стены огромного особняка столь ласково и любовно, словно он был живым существом. Десятки огромных окон отражались в пруду за домом, где, должно быть, тоже был вход в особняк.
