Человек, одетый в домотканую рубаху, крашенную ягодным соком, и в обтрепанные джинсы, воздел к небу палец:
— Он сейчас в городе Ленинграде, то бишь — в Санкт-Петербурге. И это — весьма странно и парадоксально, ты не находишь?
Вторая собака с сомнением глянула на него, подошла и потерлась лобастой головой о колено, словно желая утешить.
— Почему, например, я так не могу? Рагдай может, а я — нет?
— Потому, что Рагдай зело мудер и хитер, а ты зелен ышшо, — послышался скрипучий голос.
Парень аж подпрыгнул на месте от неожиданности. К слову сказать, собаки оказались удивлены не меньше.
Поначалу они с лаем кинулись на пришельца, но, опознав его, принялись радостно прыгать вокруг и ластиться.
Спутник Рагдая по известному визиту к Зализе скинул с плеча дорожный мешок, распустил схватывавший горловину ремень, порылся в недрах и кинул псам сухую баранку.
Те принялись с энтузиазмом грызться, забыв о людях.
— Поди, обленился, — тем же ворчливым голосом поинтересовался калика. — Заветы рагдаевы позакинул, бока полеживаешь, пуп почесываешь?
— Никак нет, — обиженно надул губы островитянин. — Тренируюсь.
— Чаво? Я из простых, аглицкой речи, али там фрязинской, не разумею.
— Словом — делаю, что велено.
— Эт правильно, эт здорово, — похвалил его бельмастый мужчина, любовно оглаживая ближайшего идола. — Отец Дружин — он все видит, за дурь и лень тяжко наказывает.
Парень, готовый выслушать целый ушат подобных откровений, уселся на гнилое бревно.
— А чего уселся-то? Давай, волоки посохи.
— Как же, с дороги не отдохнешь? — с надеждой спросил островитянин. — Поди — шагал без остановки весь день…
— И ночь, и ночь шагал, милок. Ты посохи тащи, а не языком чеши.
Парень ушел и вернулся с двумя резными палками в рост человека, толщиной в руку, обожженными на костре.
— Ну что, начнем помолясь, — сказал калика. Молиться он не стал, а резко кинулся вперед, разя посохом по ногам.
Затворник едва успел подпрыгнуть и тут же сам взмахнул палкой, целясь без особых церемоний в седую голову. От ненужного почтения к старости его давно отучили.
Удар, конечно, прошел мимо, посох бессильно грянул в песок, с солидным гудением взрезав воздух. А калика был уже сбоку, подсекая своим неказистым оружием коленки.
Парень с размаху приземлился на загривок, больно ударившись плечом о трухлявое бревно. Когда восстановилось дыхание и перестали плясать перед глазами разноцветные круги, он услышал:
— Подраспустил тебя Рагдай, движешься, словно утица брюхатая. Ну что, встать сможешь?
