— Что случилось?
— Ничего, — ответил Боровский. — Просто я… — И вновь, как и в разговоре с Аликом, он не смог договорить. Он просто не знал, что сказать.
— Наверно, у тебя это в первый раз? — вдруг догадалась Марина.
Боровский не ответил. Ему страшно захотелось оттолкнуть от себя эту рыжую девчонку, ударить ее по лицу так, чтобы она перестала улыбаться. Желание было настолько сильным, что он еле сдержался.
«Сейчас она скажет, что я педик», — пронеслось в голове у Боровского. Эта мысль заставила его судорожно сжаться, словно он ожидал удара.
— Ты слишком сильно напрягся, — тихо и ласково сказала Марина. — Расслабься. Ты все делаешь правильно. Так же, как другие парни. Даже лучше, потому что ты… нежный.
Она с нежностью провела губами по его щеке и прошептала:
— Расслабься, я все сделаю сама.
Боровский молчал. Он готов был провалиться сквозь землю от стыда или хотя бы выскочить из этого проклятого кабинета, но между ним и дверью стояла Марина, и у него не хватило духу оттолкнуть ее.
— Расслабься, — повторила Марина, еще раз крепко поцеловала его в губы и вдруг скользнула вниз.
— Что ты… — начал было Боровский, машинально стараясь удержать ее, и вдруг понял, что она собирается делать.
Страх опозориться, оказаться несостоятельным, стал еще сильнее. Не в силах больше ни думать, ни говорить, Генрих закрыл глаза.
— Думай о приятном, — услышал он голос Марины, донесшийся до него, словно из другого мира.
И он сделал так, как она сказала. В памяти Генриха всплыло Черноморское побережье, где он отдыхал с родителями прошлым летом: синие и теплые морские волны, белый, прогретый солнцем галечник, яркое солнце, красный закат и легкое дуновение бриза. Боровский улыбнулся воспоминаниям. Не сознавая, что делает, он вызвал в памяти лицо Лени Розена — худощавое, нежнокожее, с приветливой улыбкой и лучистыми глазами.
— Ты мне нравишься, — прошелестели губы Розена. — Правда, нравишься. Мне с тобой спокойно и хорошо.
Генрих тоже хотел сказать ему в ответ что-нибудь хорошее, но тут он вдруг вспомнил, где и с кем он находится, и открыл глаза.
В кабинете было уже не так сумрачно, как вначале. Глаза привыкли к темноте. Генрих слышал хрипловатое дыхание Марины. Она знала свое дело. Она действовала предельно деликатно и мягко, и вскоре Боровскому удалось успокоиться и расслабиться. Ему не верилось, что все это происходит с ним. Чувство было такое, словно он наблюдает за собой и за Мариной со стороны.
Генрих ласково провел ладонью по ее пушистым волосам. Марина взяла его руку, поднесла ее к своим губам и поцеловала в ладонь. Губы у нее были мягкими и теплыми. Постепенно страх окончательно ушел, уступив место сладостной истоме.
