Ягда уже захлебывалась слезами, когда с вершины кургана послышался чей-то вздох. Девочка подняла глаза и увидела: там сидела Фефила. Лапками она теребила травинку и сокрушенно вздыхала.
Но Ягде было уже все равно, на кого закричать:
– Не смотри на меня так! Ты тоже меня бросила! Подумаешь, змеёныша испугалась! Как будто бы мне с ним не страшно! Еще как страшно! Зачем вы все, все, все покинули меня? – и села в траву, и лицо уронила в ладони.
Фефила легко скатилась с кургана. А у Ягдиных ног распрямилась, положила ей мордочку на колени, как только одной княгине Лиске клала.
Погладила ее Ягда и жалобно всхлипнула:
– Фефила, пожалуйста, попроси кого-нибудь из богов… я не знаю, кто из них тебе ближе… чтобы хотя бы Кащей меня не оставил!
Но зверек в ответ только вздохнул. Неужели не хуже Мокоши грядущее видел?
Ночью темно везде, даже в кузнице. Потому что меха спят. Горн спит. И огонь в горне тоже спит. Лишь на рассвете кузнец Сила придет – станет в горне огонь будить.
Сидел на овечьей шкуре Кащей, фигурку из хлеба на ощупь лепил. На ощупь она красивая, стройная вышла. И тогда дал ей имя Кащей.
– Ягда! – одними губами сказал, и рядом на шкуру с собой положил, и, как мама ему перед сном говорила, этой хлебной фигурке тихо сказал: – Маас дентын!
А когда провалился в сон, снова битву увидел: как искры сыпались из сабель с мечами, как кровь из шеи отцовой лилась, как он с коня падать стал, – и от крика – отца, а еще своего – заметался, проснулся. И уже до рассвета заснуть не смог.
1
Праздники к людям Родовита всегда в одно время приходят – с пробуждением медведя в лесу, с птиц прилетом, с макушкой лета, с собранным урожаем.
Только один праздник в Селище в любое время случиться мог – праздник новой Лясовой песни. Как только слетались к сказителю все слова, а все звуки на струнах его, будто птицы, усаживались – лишь тронет он струны – и снимутся правильным клином, – оставляли люди работу, к Лясову дому спешили. Плетень и деревья вокруг тряпицами пестрыми украшали – на память себе узелки завязывали, чтобы Лясовы слова новые не забыть. А только никто из них – Ляс один – помнил все свои песни от слова до слова.
Новой песни – про то, как степняков они одолели, коварных, дерзких, жестоких, в падаль их превратили, обратно в Дикое поле загнали – ждали от Ляса, как не ждали уже давно.
Привязывали к плетню тряпицы и спрашивали нетерпеливо:
– А про меня, Ляс, прилетели к тебе слова? – это Калина кричал. – Как я одним копьем сразу двух! Так, вот так, а потом как вот так! – и чуть плетень не свалил, руками махая.
