Кащей и Ягда, или Небесные яблоки (к-ф `Легенда о Кащее`) | страница 33



– Еще? Велела тебя обнять. Да я уже всё и сказал! Оберег свой дала! Папа, я семь дней не евши!

И Родовит – от потрясения чуть не плача:

– Ты ешь, ешь, сынок! А что… Лиска пьет из своего любимого кубка? Я его сам уложил… ей, с собой!

– Ну да, пьет! – кивнул лениво змеёныш и вдруг ощутил, что глаза у него к носу сильно косят.

– Серебряный кубок… поверху такое плетение у него… и в драгоценных каменьях весь, да?

– Сказал уже! Пьет! – и пастью в миску зарылся, потому что глаза у него совсем к переносью сошлись.

А по плотному кругу людей кочевала новая весть:

– Пьет! Из кубка! Который ей князь уложил!

– Жар этот кубок в руках держал!

Яся Утю приподняла, чтобы Утя своими глазами увидел Жара, который вернулся к ним невредимым оттуда, откуда живыми не возвращаются никогда. А только тяжелым стал Утя. Быстро устали у Яси руки. И мальчика Корень себе на на закорки пересадил.

Вот уже новую миску с новой курицей Мамушка перед Жаром поставила. А Родовит ее еще ближе к змеенышу пододвинул:

– А мне княгинюшка ничего не просила сказать?

– Как не просила? Просила! – и пока две ноги куриных разом жевал, шепеляво рассказывал: – Береги, говорит, Родовит, моего любимого Жарушку, наследника моего, говорит, и ни в чем ему не перечь!

Ягда со Щукой во дворе, у амбара стояли, во все глаза на змееныша смотрели, во все уши слова его слушали.

– Как бы я тоже хотела к бабуле под землю спуститься, – это Щука негромко сказала. – Репы бы пареной ей снесла. Она, знаешь, как репу любила?

Ничего не ответила Ягда. Топнула только ногой, кулачки свои стиснула и прочь, через задний двор, на улицу побежала.

Один Утя ей вслед смотрел, когда она по дороге неслась. А потом, когда бежала она к кургану, еще Ляс с крыши своей смотрел, струны негромко перебирал:

– И была у княгини Ягодка-дочь,

Ягодка-дочь да змеёныш-сын.
А у князя была только Ягодка-дочь,
А змеёныш-сын был приемыш-сын.
Да не ведал князь, как ненастной порой
Похитил княгинюшку грозный Велес-бог.
Только лишний раз поминать его страх,
А не то, что о нем долгий сказ вести…
Пел старик одному себе – кто еще в такое поверить мог?

2

Выбежала в поле Ягда, увидела возле леса медведицу с медвежонком, поклонилась им до земли, как еще мама, княгиня Лиска, учила:

– Здравствуй, хозяйка леса… И хозяйкин сын тоже! Вырастешь, хозяином станешь.

И медведица ей тоже как будто кивнула. И сына в лес увела.

А Ягда подбежала к кургану, щекой прижалась к траве.

– Мама, – сказала, – мамочка! Что же ты делаешь? – послушала, не будет ли ей ответа, нет, молчала земля. – Мама, скажи, это правда – что Жар говорит? Получается, ты его княжить благословила? Он Кащея живым чуть не сжег! Он злой! – и опять кулачки в сердцах сжала да так, что в каждом клок вырванной с корнем травы оказался. – Я прошу тебя! Позови его снова! Скажи ему, что ты передумала! А не то я убегу к степнякам! Вместе с Кащеем! И ты будешь одна! Здесь! Тебе даже не с кем будет поговорить!