— Обижаешь, братан, — сказал он деловому. — Чтоб Костька сороковник скрысятничал? Давай по-людски края разведем. Мы ж не фраера, а бизнесмены.
Козлина захлопал глазами — видно, и сам понял, что не прав.
— Господин Луцкий, я последний раз спрашиваю: вы вернете деньги?
— Какой базар, — успокоил его Вован. — Если на счетчик ставить не будешь, разойдемся. Недельку отслюнишь?
Надо будет поглядеть, что за брюлики у ляльки, с попом этим ее потереть, под какой лаве ссуду дает, прикидывал на ходу генеральный директор. А там поглядим, козлина, какой ты деловой.
— Вы не шутите? — вылупился козлина. — Вы и в самом деле вернете в кассу все деньги через неделю? И готовы дать честное слово?
— Сука буду, — хлопнул себя по груди Вован. — Мое слово — железняк. Не такой человек Костюха Луцкий, чтоб фуфло толкать.
— Слово дворянина?
— А то. — И Вован для убедительности еще чиркнул себя большим пальцем по горлу.
Деловой оказался чистым лохом — даже расписки не взял. Наклонил лысую башку, повернулся и топ-топ на выход. Вован сразу передумал отдавать ему бабки. Ушился и генерал. В комнате осталась только телка — между прочим, по лекалам сильно богаче Клавки, да и на мордалитет пореальней.
— Констан, — сказала телка, — я требую объяснений.
5
— Хамишь, Вован, — строго сказала удивительная особа, затягиваясь белой пахитоской с золотым ободком. — Свалил и ничего мне не ответил. Я тебе не цыпка по вызову, я Иняз закончила. На самом деле я ж понимаю — тебе не просто давалка нужна, а классная герлфренд, с которой как бы не стыдно потусоваться в престижном обществе. Престиж, Вованчик, он на самом деле хороших бабок стоит. Не жидись.
Хороша, подумал Константин Львович, оценивающе разглядывая прелестницу и надолго задержавшись взглядом на полуобнаженных бедрах. Хороша! Пожалуй, несколько тощевата, но и в этой субтильности есть шарм милой, девичьей беззащитности. Как она его назвала — Вобан? Француз, что ли? Кто вообще этот субъект, в шкуру которого Всевышний поместил Константина Луцкого? И какого рода отношения связывают мьсе Вобана с этой одалиской, изъясняющейся загадками?
— Cheri…, — отважился Константин Львович на вольное обращение и сделал паузу — не вспылит ли? — Vous кtes ravissante.
— Нахватался по верхам, — фыркнула чаровница. — Валенок раменский, произношения никакого.
По привычке Луцкий не вслушивался в то, что говорят хорошенькие женщины, а следил лишь за интонацией и выражением глаз. Тон, которым разговаривала с ним красавица, был ледяным, но в глазах поигрывала этакая чертовщинка, подававшая надежду. Очень вероятно, что за внешней холодностью сей лорелеи таилась пылкая, чувственная натура. А что если попробовать кавалерийским наскоком?
