— Полагаю, вы сделаете все, что захотите, дедушка.
К моему удивлению, ему, казалось, нравилось мое упрямство.
— Ты меня уже хорошо понимаешь. И тебе придется принимать меня таким, какой я есть. Я не собираюсь притворяться. Скорее всего, я именно такой, каким он меня описал. Но мы должны узнать друг друга, не обращая внимания на чужие мнения. Почему ты приняла мое приглашение и приехала сюда?
Я безнадежно взмахнула рукой.
— Меня уже спрашивали несколько раз. Мне кажется, в этом проявилась надменность Кордова — пригласить меня сюда, а потом спрашивать, зачем я приехала.
— Не отрицаю, мы можем быть надменными. Но ты могла бы отказаться от приглашения. Особенно, если бы приняла во внимание предостережение отца.
— Я должна была решить сама. Я хорошо знаю одну половину своих родственников. Другая половина — это чистая страница. Естественно, я хочу ее заполнить.
— Возможно, тебе не понравится то, что ты здесь найдешь.
— Да, это вполне возможно. Меня едва ли встретили здесь тепло, но я начинаю узнавать кое-что о Кордова и понимать, что значит — быть Кордова.
Казалось, это его возмутило.
— Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что значит быть Кордова!
— То, что я узнала, не вызвало у меня радости. Я не хочу быть такой.
Он мне слегка улыбнулся, его лицо ненадолго разгладилось.
— У тебя тоже есть доля надменности, Аманда. Бессознательно ты больше Кордова, чем ты думаешь.
Я рассердилась, не желая этого признавать, и нетерпеливо вскочила со стула. На стене позади Хуана висело узкое зеркало, и неожиданно я увидела в нем себя — и удивилась. Незнакомка в зеркале выглядела гордой испанкой, с черными волосами и горящими темными глазами, в ней не было и тени покорности. Я не знала, что я могу так выглядеть, и я отвернулась от своего отражения, отрицая его.
— Если во мне есть зло, то оно живет и в тебе, — с хитрой улыбкой сказал Хуан.
Я знала, что он хотел меня помучить, и посмотрела прямо ему в глаза.
— Хорошо, я принимаю это. Но думаю, в моей матери не было зла. Миниатюра, которую вы написали, говорит о том, что она была веселой, может, немного ветреной, но не порочной.
— Сядь, — приказал старик. — Расскажи мне, что ты знаешь о ее смерти.
Я снова села и покачала головой.
— Ничего. Мой отец сказал мне только, что она умерла при падении.
— И никто здесь не скажет тебе правду. Я им так велел. Я хотел, чтобы ты пришла ко мне.
— Я пришла. И теперь я задаю этот вопрос вам. Это правда, что она умерла при падении?
