Сто грамм для храбрости | страница 10
— Товарищ академик, — начал Федя, — я вашей супруге отдал пинжак, вот он свидетель, — показал на Никитина. — А она говорит, что я ей ничего не отдавал.
— Не понял, — Гусаков нахмурился. — Какой пиджак?
— Ваш, ваш, Валерий Феликсович! — вмешался Никитин. — Замшевый. Тот, что вы мне дали. Там в кармане мы забыли духи, а нам сейчас без духов нельзя.
— Господи! Ну какой пиджак! Какие духи! — возмутилась Изабелла. — Что ты их слушаешь? Неужели ты не видишь, что они оба пьяны в зюзю.
— Видал? — в свою очередь, возмутился Федя. — Значит, я, по-твоему, пинжак этот себе взял? А куда я его дел?
Съел? В карман положил?
Федя вывернул карман. Оттуда вылетел полтинник, который Федя выручил за стакан.
Федя нагнулся, стал искать деньги.
— Подними ногу! — велел он Гусакову.
— Зачем?
— Жень! Скажи ему, чтоб поднял! Он на деньги наступил.
— Вот ваши деньги! — Изабелла подобрала с пола монету и брезгливо швырнула Феде.
— Тоже зажать хотели, — заподозрил Федя, пряча полтинник обратно в карман.
— А ну-ка давай убирайся отсюда! — велел Гусаков Феде. — Не то я сейчас милицию вызову!
— Вызывай! Давай разберёмся! — самолюбиво согласился Федя. Обернулся к Никитину. — Видал? Дело шьют!
— Валерий Феликсович! Изабелла Петровна! — строго сказал Никитин. — Вы меня извините, конечно, но вы оскорбляете достоинство человека. Достоинство моего друга. И я протестую!
— Женя! Иди домой и проспись! А завтра поговорим, — посоветовал Гусаков.
— Валерий Феликсович! Когда мне спать и где мне спать — это моё личное дело. И если ты мой начальник, то это не даёт тебе право вмешиваться в мою личную жизнь.
Понятно, Валя?
— Так я сейчас вышвырну вас обоих! — Гусаков встал.
— А вот они! — беспечно заметил Федя и ткнул пальцем в раскрытую дверь. — Ну-ка иди сюда, — он поманил Изабеллу.
Изабелла, растерявшись, пошла за Федей, Гусаков за женой, Никитин за Гусаковым. Все вошли в спальню.
На трюмо среди косметики стояла изумрудная коробочка «Клема».
— Наша? — спросил Федя.
— Наша, — опознал Никитин.
— А говорила «не брала», бесстыжие твои глаза! — упрекнул Федя, открывая коробочку. Флакон был начат. — О! Отпила уже. Ну ничего. Водой дольём. Пошли!
Федя конфисковал духи и пошёл из дома Гусаковых. В дверях он обернулся и сказал Изабелле с беззлобной укоризной:
— Старуха уже, а врёшь как сивый мерин.
— До свидания, — великодушно попрощался Никитин.
Они вышли и закрыли за собой дверь.
Гусаковы стояли некоторое время в растерянности и просто не знали, как себя вести.