Ребенок нехотя оторвался от экрана телевизора, где транслировали олимпийские игры, и не понимая, уставился на родителей.
— Послушай, сынок! — я старалась говорить как можно спокойнее. — Ты не потерял ту свою пачку мелочи, которую возил с собой?
— Нет, в кармане рубашки лежит. А что?
— Давай сюда быстрее! — Сережа, потеряв терпение, почти кричал.
Ребенок, так ничего и не понявший, стал молча шарить по карманам.
— Вот!
— Сколько их там у тебя?
— Двухсоток?
— Да нет же, соток! Двухсоток здесь еще нет! — теперь уже и я потеряла терпение.
— Сейчас посчитаю, — и он принялся раскладывать на тахте свои мятые сокровища.
Всего оказалось тридцать восемь купюр. На момент конца июля сумма в тридцать восемь тысяч рублей была более чем существенной. Однако их состояние оставляло желать лучшего. Помятые, замусоленные, они лишь при очень сильном воображении могли сойти за деньги, только что вышедшие с монетного двора.
В те времена, помнится, многие и так с недоверием относились к белорусским деньгам, предпочитая старые, проверенные советские купюры. А если попытаться расплачиваться купюрами самого высокого номинала, да еще и в таком затрапезном состоянии, можно было запросто угодить в милицию. Что слабо согласовывалось с нашими планами наискорейшего возвращения.
— Ничего страшного, мама! Немножко работы, и мы приведем их в нормальный вид, — утешил меня сынок.
— А как ты собираешься это сделать?
— Так, как и всегда. Проутюжить, а самые помятые — сначала намочить. Говорят, хорошо еще в молоке их вымачивать.
И мы дружно принялись за работу. Со стороны могло сложиться впечатление, что орудует банда фальшивомонетчиков. Но мы же никого не собирались обманывать. Деньги-то были самые настоящие. Только немного поношенные. Как не позавидовать в этот момент каким-нибудь американцам или англичанам, валюта которых не меняется десятилетиями, а то и столетиями. А если и меняется, то вышедшие из употребления купюры можно сдать в любом банке.
Да, а еще не вошедшие в употребление? Как, например, новые долларовые сотки и пятидесятки?
Ладно, американцы — американцами, а мы терпеливо намачивали и утюжили наши родные белорусские денежки. Наиболее замызганные даже стирали мылом. Прямо наркомафия, да и только!
Наибольший эффект, как ни странно, давало вымачивание в молоке с последующей утюжкой. Вопреки ожиданиям, купюры не становились темными, а наоборот, делались гладкими и хрустящими, словно только что из-под печатного станка.
