День тянулся размеренно-вяло,
как роман Франсуазы Саган.
Я смотрел на прибрежные скалы
и тянул за стаканом стакан.
По террасе кафе "Рио-Рита"
неопрятный слонялся гарсон.
Городишко лежал, как убитый,
погрузившись в полуденный сон.
Городишко лежал, как игрушка,
ровный, беленький, в купах дерев,
и над ним возвышалась церквушка,
перст златой в небеса уперев.
Сонно чайки над морем парили,
сонно мухи лепились к столам...
Вы, как всполох, кафе озарили,
моё сердце разбив пополам.
Вы явились в прозрачном бикини
в окруженьи развязных юнцов,
заказавших вам рюмку мартини
и кило молодых огурцов.
Я, стараясь смотреть равнодушно,
продырявил вас взглядом в упор,
и о том, как вам скучно, как душно,
мне поведал ответный ваш взор.
Вы скользнули рассеянным взглядом
по прыщавым бокам огурцов.
Миг спустя я стоял уже рядом,
невзирая на ропот юнцов.
Я представился. Вы изумились.
"Как, тот самый поэт Степанцов?!"
Аллергической сыпью покрылись
лица враз присмиревших юнцов.
"Бой, - сказал я, - чего-нибудь к пиву,
да живей, не то шкуру сдеру!"
И гарсон, предвкушая поживу,
стал метать перед вами икру,
сёмгу, устриц, карибских омаров,
спаржу, тушки павлиньих птенцов.
Что ж, обслуга окрестных дринк-баров
знала, кто есть поэт Степанцов.
Я шутил, я был молод и весел,
