Когда лазурью с золотом лучится
безоблачный и ясный небосклон
и мир подлунный солнцем упоен,
я радуюсь как деревце, как птица.
Смотрите, говорю я, в колеснице
победно мчит отец наш, Ра-Аммон.
Да нет, мне говорят, то Аполлон
с ватагой Муз играет и резвится.
И все прекрасно знают: небылица
и Ра-Аммон благой, и Аполлон.
А тем, кто в низком звании рожден,
напомнит солнца диск две ягодицы,
ну, то есть, задницу напомнит он
(издревле попке всяк готов молиться).
Вот старый педик, взор его слезится,
сияньем солнца полуослеплен,
о шалостях былых тоскует он,
и тога сзади у него дымится.
Вот юный гетер: кинутый девицей,
стоит в кустах, отросток раскален,
он в солнце словно в девушку влюблен,
и солнышко на ось его садится.
И я был юн, и я был окрылен,
искал любви, как дурачок Жар-птицу,
и, глядя на Ярило, дергал спицу.
Теперь, когда я жизнью умудрен,
милей мне первый робкий луч денницы,
когда из-за холмов чуть брезжит он.
Меня не возбуждают ягодицы,
когда весь зад бесстыдно оголен -
люблю, когда покров там прикреплен
и виден верх ложбинки баловницы.
Люблю романов первые страницы,
пока я в сеть еще не уловлен,
