Да будет страшный мой рассказ
всем тем придуркам посвящен,
которым пара женских глаз
дороже, чем покой и сон,
чем даже денег миллион.
В весёлой воровской стране,
где власти разложились в лоск,
а население в говне
содержит тело, душу, мозг,
жил хмырь по прозвищу Гендос.
Хосе-Гендосио его
попы в крещенье нарекли.
Страшней не знал я никого
среди уродов той земли.
Ай люли-люли, гей-люли.
Но женщины с ума сошли
от чар немыслимых Хосе
и словно розочки цвели,
когда он ехал по шоссе.
Гендосу уступали все.
Умом, деньгами и елдой
не выделялся наш Гендос,
но нежной тонкою едой
валил он дамочек с колёс
и, сытеньких, в постельку нёс.
Ведь нынче что за мужики?
Тот занят, этот раздолбай,
готовить всё им не с руки,
им всё готовое давай
и от TV не отрывай!
А вот Гендосио-Хосе
и нашинкует, и потрёт,
и к самой гнусной колбасе
такую специю найдёт,
что та становится, как мёд.
Он накормил немало дам,
и всех к себе расположил,
благодаря своим трудам
поклонниц много он нажил
и всех в постельку уложил.
Но с красотулечкой одной
не мог он справиться никак,
он приправлял паштет слюной,
пихал в жаркое тёртый мак -
и съехал у него чердак.
И вдруг красотка не пришла -
а он тушил индейский гриб -
и весть весь город потрясла:
Хосе-Гендосио погиб!
Хосе-Гендосио погиб!
Объелся в злобе он грибов
и стал неистово трястись,
и распроклятая любовь
подкинула беднягу ввысь,
а после об землю - хлобысь!
Несут Гендоса моряки,
за ними женщины идут,
в руках детишки и венки,
а над покойным саван вздут,
как будто кол вбивали тут.
Вот так погиб во цвете лет
Хосе, неистовый Гендос,
сожрав двойной грибной обед,
подох, как чмошник, как обсос.
А с дамой что-с? А ничего-с!
