— Сколько? — спросил Ландау. — Сколько, черт вас побери?
Кнехт щелкнул пальцами. Ландау испуганно отпрянул в сторону. Появилась секретарша и протянула боссу ладонь. На ладони был коммуникатор.
— Всего лишь сто тысяч, — сказал Барро. — По договору об оказании консультационных услуг, хе-хе. И тогда мы с доктором Геббельсом никому не расскажем. Ни-че-го.
— Какие гарантии?
— Слово, просто наше слово.
Ландау молчал, раздумывая. Кнехт хмурился. Барро улыбался.
— Знаете, молодой человек, не расслышал ваше имя…
— Торквемада. Томас Торквемада.
— Знаете, молодой человек… — Ландау наконец-то нашел силы поднять глаза на Барро. — В истории моего народа много черных страниц, это всем известно. Но самые черные — те, на которых записаны имена предателей. Имена иудеев, которые продавали своих. Выдавали соплеменников на расправу…
— Да-да, — перебил Барро. — Вас, например, предали Голдберги. Виноват, что не сказал раньше, но я это только сейчас разглядел. Голдберги решили так нагадить конкурентам. Все как обычно, ничего личного. Просто гешефт.
Ландау от этой новости вяло отмахнулся. Он и так много сил тратил на то, чтобы говорить. Старику было страшно рядом с этими двумя, и противно было, и он боялся вызвать их гнев — но еще больше он хотел высказаться до конца.
— Вы же нюхач, молодой человек, не правда ли? И ваш товарищ, он ведь тоже из этих… Истребительная Бригада. Скажите, вы оба, что вы чувствуете, когда… Как это у вас называется… Нейтрализуете мутанта? Идете по следу, а потом убиваете его?
— Счастье, — сказал Кнехт.
— Стыд, — сказал Барро.
— Ну, хоть одному из вас стыдно… — Ландау прижал по очереди пять пальцев к экрану коммуникатора, потом мазнул электронной машинкой по плечу, где был вживлен чип. Коммуникатор пискнул.
— Забирайте свои тридцать сребреников. А теперь разбудите Давида и уходите.
Барро небрежно щелкнул пальцами в сторону младшего Ландау. Тот всхрапнул, дернулся и принялся тереть глаза.
— Вы не поняли, — мягко сказал Барро. — Когда я говорил про стыд, я имел в виду совсем другое. Мне мучительно стыдно того, что еще один из наших — предатель.
— Но в чем они провинились?! — шепотом вскричал Ландау.
— Да как обычно. В том, что родились на свет.
Полицейских у дверей было уже трое. — Ребята, — сказал Барро. — Выручайте. Я хочу солнечные очки «Рэй-Бэн», классическую модель «Предэйтор». И я хочу французский луковый суп-пюре. Где?!.
Прежде чем полицейские собрались с мыслями, Кнехт крепко взял нюхача под руку и потащил за собой.
