Я сочинил в голове писем двадцать.
Я имел дело с самой обыкновенной содержанкой и слишком поэтизировал ее. Она поступила со мной как со школьником: чтобы обмануть меня, она воспользовалась самой простой уловкой, это ясно. Мое самолюбие взяло верх. Нужно было расстаться с этой женщиной и не сказать ей о своих страданиях, и вот что я ей написал самым изящным почерком, со слезами горя и возмущения на глазах:
«Милая Маргарита!
Надеюсь, что ваше вчерашнее нездоровье окончилось пустяками. Я заходил в одиннадцать часов вечера узнать о вашем здоровье, и мне сказали, что вы еще не вернулись. Господин Г. был счастливее меня, он приехал несколько позднее и в четыре часа утра был еще у вас…
Простите, пожалуйста, что я заставил вас проскучать несколько часов в моем обществе, и поверьте, что я никогда не забуду тех счастливых моментов, которыми я вам обязан.
Я, наверное, зашел бы справиться о вашем здоровье и сегодня, но думаю уехать к отцу.
Прощайте, милая Маргарита, я не настолько богат, чтобы любить вас так, как бы я этого хотел, и не настолько беден, чтобы любить вас так, как вы этого хотели. Забудьте же мое имя, которое вам почти безразлично, а я забуду счастье, которое стало для меня недостижимым.
Посылаю вам ваш ключ, которым я ни разу не воспользовался, он может вам пригодиться, если вы часто болеете так, как вчера».
Вы видите, я не мог закончить этого письма без злой иронии, и это доказывало, что я все еще был влюблен.
Я раз десять перечитывал свое письмо, и меня немного успокоила мысль, что оно заставит Маргариту страдать. Я старался проникнуть в ее чувства и, когда в восемь часов слуга вошел ко мне, отдал ему письмо и велел сейчас же отнести.
— Ответа нужно подождать? — спросил Жозеф (моего слугу звали Жозефом, как всех слуг).
— Если вас спросят, нужен ли ответ, вы скажете, что не знаете, и будете ждать.
Я надеялся, что она мне ответит.
Какие мы жалкие и слабые люди!
Пока мой слуга ходил, я ужасно волновался. То я вспоминал, как Маргарита мне отдалась, и спрашивал себя, по какому праву я ей написал дерзкое письмо. Она могла мне ответить, что не господин Г. меня обманывал, а я обманывал господина Г. — подобный ход рассуждений дает возможность многим женщинам иметь по нескольку любовников. То я вспоминал клятвы Маргариты и хотел себя убедить, что мое письмо было еще слишком мягко, что нет достаточно сильных выражений, чтобы бичевать женщину, которая посмеялась над такой искренней любовью, как моя. Потом мне казалось, что лучше было не писать ей, а пойти к ней днем, и тогда бы я мог полюбоваться слезами, которые я заставил бы ее пролить.
