ОГАРЕВ. ПОМНЮ, Я писал Марии, что наша любовь превратится в легенду, которую будут передавать из века в век, что она останется в памяти как что-то святое. А теперь она открыто живет в Париже с посредственным художником.
НАТАЛИ. ЭТО другое - можно сказать, обычное дорожное происшествие, но по крайней мере вы были вместе телом и душой, пока ваш экипаж не свалился в кювет. А наш общий друг просто плетется в пыли за каретой Виардо и кричит bravo, bravissimo в надежде на милости, в которых ему навсегда отказано… Не говоря уж об ее муже на запятках.
ОГАРЕВ. ТЫ уверена, что не хочешь поговорить о морских путешествиях?
НАТАЛ и. Тебе от этого будет не так больно?
ОГАРЕВ. Мне все равно.
НАТАЛИ. Я люблю Александра всем своим существом, но раньше было лучше. Тогда казалось, что готова распять или сама взойти на крест за одно слово, за взгляд, за мысль… Я могла смотреть на звезду и думать, как Александр там далеко в ссылке смотрит на ту же самую звезду, и я чувствовала, что мы стали…
ОГАРЕВ (пауза). Треугольником.
НАТАЛИ. Как не стыдно.
ОГАРЕВ (удивлен). Поверь мне, я…
НАТАЛИ. А теперь на нас напала эта взрослость… будто жизнь слишком серьезна для любви. Другие жены смотрят на меня искоса, а после того, как отец Александра умер и оставил ему большое состояние, лучше уж точно не стало. В нашем кругу теперь ценятся только долг и самоотречение.
ОГАРЕВ. Долг и самоотречение ограничивают свободу самовыражения. Я объяснил это Марии - она сразу поняла.
НАТАЛИ. Она не любила тебя по-настоящему. А я знаю, что люблю Александра. Просто мы уже не те безумные дети, какими были, когда бежали посреди ночи. И я даже шляпку оставила… К тому же вся эта история… Он тебе рассказывал. Я знаю, что рассказывал.
ОГАРЕВ. Ну, в общем, да…
НАТАЛИ. ТЫ, верно, скажешь, что это была всего лишь горничная.
ОГАРЕВ. Нет, я так не скажу. "Всего лишь графиня" - куда ближе моим взглядам в этих вопросах.
НАТАЛИ. Одним словом, созерцанию звезд пришел конец. А ведь я бы никогда ничего не узнала, если бы Александр сам не признался… Мужчины бывают так глупы.
ОГАРЕВ. Смешно все-таки, что Александр столько рассуждает о личной свободе, а чувствует себя убийцей оттого, что один-единственный раз, вернувшись домой перед рассветом…
Тургенев ворочается и поднимает голову. (Подбирает слова.) Проехал без билета…
Тургенев снова откидывается…Или, я хочу сказать, поменял лошадей?., нет, извини…
Тургенев садится, разглаживая складки. Он одет как денди.
