— Не бывало так, чтобы без страха порядок был. Человек без страха, он, ясное дело, другого обокрасть да обидеть норовит. Вон те же революционеры. Службу государю императору им справно нести не хочется, через это и бунтуют, чтобы власти и добра чужого прибрать. А инородцев, их уж точно в ежовых рукавицах держать надо. Иначе в одночасье к врагам переметнутся.
— Может, оттого и переметнутся, что в ежовых рукавицах держали?
— Так иначе же с инородцами нельзя, — искренне удивился жандарм. — Им волю дай, они такого сотворят. Они от века России враги.
— Так, может, отпустить их? Пусть живут, как хотят.
— Да как же так можно? — возмутился жандарм. — Почто же деды наши их воевали?
— Может, оно и так, — пробурчал Чигирев и двинулся к выходу.
«Ну вот, два классических типажа этого времени, — думал историк, проходя по коридорам тюрьмы. — Первый — Янек. Подавай скорее революцию. „Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…“ Кровью умоются — и ничего больше. С другой стороны — жандарм. Пороть, душить, не пущать — вот и вся философия. Философия здешней власти. Как говорит Басов, каждая проблема имеет простое, доступное для понимания неправильное решение. Проще заставить, чем уговорить или убедить. Конечно, в ответ на насилие возникает ответная реакция. Зреет революция. Вроде все просто. Прекрати давление, и проблема снята. Ан нет. За столетия народ так привык не доверять власти, что любое ослабление нажима воспринимает как ее слабость, как возможность начать бунт. Котел уже доведен до такой стадии кипения, что человек, который отважится открыть клапан, будет неизбежно обварен кипятком. Но и не открывать клапан нельзя. И уж тем более противопоказано усиливать давление. Тогда произойдет взрыв, который погубит всех. И что же делать в такой ситуации? Ясно, что в стране нужно проводить реформы. Но как только их начнешь, сразу спровоцируешь революцию. Становиться на сторону радикалов нельзя. Это путь к гражданской войне и хаосу. Да, прав Басов, с экстремизмом надо завязывать. Больно уж последствия пагубные получаются. Значит, реформы. Медленные и постепенные, при сохранении стабильности. Но стабильность здесь — это тот самый жандарм, для которого решение всех вопросов — шпицрутены. И как реакция — усиление позиций радикальных революционеров. Где же выход? Опять Распутин? Другого не дано».
Дверь квартиры Распутина Чигиреву открыла уже знакомая ему женщина.
— Григорий Ефимович только что из Царского прибыл, — заговорщическим тоном сообщила она. — Расстроен очень. Вы бы в другой день зашли.
