Не знаю, было ли это стихотворение хорошим; во всяком случае, оно было на голову выше всех его прочих опусов. Может быть, близость смерти делает любую чепуху настоящей вещью; близость смерти все заряжает реальностью и делает мягкое – монументальным – как взгляд горгоны. «Пусть он хотя бы раз в жизни напишет хорошее стихотворение» – именно такими были слова заклинания. Хотя бы раз в жизни. Раз в жизни. Именно это словосочетание решило все дело. Он написал и умер. Так и должно было случиться.
Но как я, с моим опытом работы, с моими мерами безопасности, так точно рассчитанными и столько раз проверенными – как я мог допустить такой элементарный прокол? Ведь в заклинании нельзя употреблять слово «жизнь» или слово «смерть». Нельзя!!! И именно мне это известно лучше всех. Какое затмение нашло на меня в тот момент?
Ни одного несчастного случая за пять лет и три смерти подряд. Это не могло быть совпадением. Уж в совпадениях-то я разбирался. Это могло быть только одним.
Только одним.
Я так испугался, что на лбу выступил пот.
Только одно. Это означало только одно. Некто, гораздо более сильный маг, чем я, использует меня в своих целях. И сейчас его цель – убивать. Я не знаю зачем он это делает и кто будет следующей жертвой. Но я знаю, какой ход сделаю в ответ.
Я больше не произнесу ни одного заклинания до тех пор, пока не найду его и не научусь быть сильнее его. Даже если на это уйдет вся жизнь. Я больше не буду игрушкой в его руках.
Прочитав стихотворение еще раз, я убедился, что поэзия слишком сложная вещь даже для волшебника. Поэзия это и есть волшебство, это одна из форм волшебства.
Предсмертное стихотворение было лучше других, но все же плохим. До Есенина ему было далеко – как карандашу до Останкинской башни.
Потом меня осенило: а вдруг он не умер? Вдруг он передумал в последний момент или неудачно вскрыл вены? Вдруг оборвалась веревка или случилось еще что-нибудь неожиданное? Я набрал номер и мне ответил незнакомый голос. В квартире была милиция и они хотели со мной побеседовать.
– Зачем? – глупо спросил я.
– Мы хотим отдать вам собаку. У нас нет фондов, чтобы такую кормить.
Милиция беседовала со мной два раза и оба раза это были в основном формальности. Обстоятельства смерти были предельно ясны. Мне пришлось показать этим людям записку, адресованную мне, и тетрадь стихов. В его чемодане они нашли дневник. Из дневника было ясно, что усопший страдал периодическими приступами сильной меланхолии и имел суицидальные склонности. Так это называется. Потом меня оставили в покое.
