И все-таки было неприятно. Стоило попасть черт-те куда, чтобы тут же ткнуться мордой в дерьмо, отказавшись от своих. «Генерала Власова звали Андреем»— мелькнула мысль. Но все уже поплыло, растворяясь в накатывающей усталой полудреме. Перед глазами прошли лица Тани, Мастера, молодого толмача, потом все провалилось в глухую темноту, словно подсвеченную далеким пламенем.
Снова пошел густой, мягкий снег. Пофыркивая, переступали кони, скрипнул снег под копытами, потрескивал пригасающий костер. Сморенный караульщик уронил голову, охватив руками копье. Скрип снега стал чуть громче, лошади подняли головы, тревожно прядая ушами. Андрея словно выбросило из усталого, но тренированно-чуткого сна, караульщик тоже вскинулся и тут же рухнул — прорезав темноту пороховым огнем, раскатился грохот пищального залпа. Оглашая ночь матерным ревом, размахивая бердышами и саблями, от опушки бежали люди в длинных кафтанах и круглых шапках. Азиаты выхватывали сабли, бросались к лошадям, но тут же валились.
— Бра-а-атцы! Казачки! Зд-е-е-еся мы! — кричали пленные.
Андрей первым делом избавился от веревки, спутавшей ноги. Вскочил, увидел кыргызина, бегущего к лошадям, парня-переводчика, который рубился с русскими казаками, прикрывая его отход. Внезапно перед Андреем оказался рысьеглазый, рыжебородый казак, замахнулся бердышом:
— А-а-а, вошь остяцкая!
Шинкарев увернулся от широкого полукруглого лезвия, ударом кулака свалил нападающего. Что делать? Перейти к русским? Или не рисковать — пленные же видели, как кыргызин отделил его от остальных. В этот момент грудь Андрея охватила жесткая петля, выдернувшая его из схватки. Аркан проволок Андрея по глубокому снегу, затем Шинкарева ухватили сразу несколько рук, зашвырнули на лошадь, которую он инстинктивно ухватил за гриву. Лошадь шарахнулась под тяжестью неумелого, но цепкого, как клещ, наездника.
— Держись, ганкам! — раздался голос толмача.
Костер, русский мат и крики добиваемых азиатов остались позади. Андрея мотало на жестком седле, перед глазами мелькал снег, черные деревья да шерстистые мохнатые уши его лошади. «Ну, выносите, святые угодники, какие вы там ни есть!» Справа и слева мелькали всадники, но их почему-то внезапно стало больше — сбоку, из-за березовых стволов выметнулись черные тени, фонтаны снега летели из-под мелькавших лошадиных ног. Над темными массами коней наметились папахи, смутные пятна лиц, провалы орущих ртов:
— Гойда! Го-о-ойда!! Р-р-у-уби, в такую мать!!
