Андрей попытался было остановиться и осмотреться, но спина его сразу ощутила острый наконечник копья. Пришлось выйти на середину поляны. Спешившись, всадник скрутил Андрею руки и пинком отправил его к пленным, сам же подошел к воину в кольчуге.
— Кто таков? — услышал Андрей тихий шепот. Не поворачивая головы, к нему обратился ближайший пленник. — Русский, што ль?
— Русский, — прошептал Андрей. Пленник подозрительно глянул на черный кроличий треух.
— Казак аль хрестьянин?
— Лекарь я. — Ответ сам собой пришел в голову.
— С Красноярского острогу? Не припомню штой-то.
— Вчера приехал. А ты кто?
— Афонька я, Мосеев, десятник первой атаманской сотни. Не приведи Господь у кыргызов подыхать…
— А это кыргызы?
«Енисейские кыргызы. Хорошего мало, судя по тому, что о них написано».
— Кыштымя ихние, — ответил казак. — Вон тот кыргызин, в шубе. Рыщут, курвы, не иначе в лето на острог набегут.
Двое воинов поднялись от костра, подошли к пленникам, схватили Андрея за воротник. Подтащив к костру, швырнули на колени перед кыргызином. Тот брезгливо оглядел одежду Андрея, снял с головы треух, повертев, швырнул за спину. Подошел парень, взявший Андрея.
— Урус? Кзыл-Яр-Тура-ит? — грубо пролаял кыргызин.
— Русский? Красноярская собака? — перевел парень.
— Йок. Нет, — ответил Андрей по-казахски и по-русски.
Это была первая реакция — не называться русским. Не хорошо, конечно. Получается, с ходу отрекся от своих? Но надо. Надо сначала хоть разобраться, что к чему.
— Урянх? Тувинец? — перевел парень новый вопрос кыргызина.
— Саво. — Андрей назвал самое дальнее из известных ему финских племен. Был в Финляндии, залетело в ухо, а сейчас вот выскочило. Кыргызин пожал плечами, о чем-то переговорил с толмачом.
— Алып? — снова спросил Андрея.
— Воин? Казак? — перевел парень.
— Лекарь я, — ответил Андрей, показав браслет. Показал не думая, само так вышло.
— Ганкам , — подумав, сказал толмач.
Переведя ответ, парень продолжил что-то говорить кыргызину. Пожав плечами, тот вроде бы согласился. Андрею развязали руки, но ноги спутали длинной веревкой, позволяющей, впрочем, передвигаться. Зато вернули пояс с ножом и кинули старую кошму.
— Спи там. — Парень ткнул на место рядом с костром. — Завтра едешь с нами. Дело тебе будет.
— Курсак пустой, — чуть повысив голос, заявил Андрей, показывая на живот, а потом на булькающее варево. — Есть надо.
— Ешь, — парень бросил ему кусок конской кровяной колбасы. Как собаке бросил, сука!
Приноравливаясь к веревке, Андрей проковылял к недалекому сосняку, срезал охапку лапника. Швырнул его на снег, завернулся в кошму и закрыл глаза, пытаясь заснуть. Кашель не возвращался, в груди было легко. Тело согрелось под кошмой, ноздри щекотал чистый холодный воздух, щеки чувствовали тепло, идущее от костра.
