Он коснулся рукой осклизлой переборки. В полутора-двух метрах справа должно быть отверстие, проделанное автогеном. О нем знал не только Калюжный. Он затаился у входа, чутко вслушиваясь. Накануне прошел сильный дождь со снегом, вода капала со второй палубы на залитый флор, беря спецназовца в звуковое кольцо. Даже касаясь рукой переборки, он потерял ориентацию. Капель сводила с ума и навевала мысли о стальном склепе, из которого Виктору не выбраться ни за что. Он потерял время, когда еще можно было поторговаться с Романом, признать свою ошибку, списав ее на мимолетную слабость. Но Парубный, как и любой другой командир, на дух не переносил слабых и слабости вообще. По сути спецназовец ступил на тропу предательства.
Его черная униформа промокла. Ему показалось, капель с новой силой бьет его в наголо стриженную голову, плечи, разлетается в пыль, отскакивая от боевого оружия.
— Я шесть лет командую противодиверсионными группами, — донесся до него приглушенный голос Романа. — О любом противнике знаю столько, сколько он сам о себе не знает. А тебя, Витя, я знаю как облупленного. Где ты сейчас, Витя? В грузовом трюме? Стоишь у переборки?
Смех...
Очередь из «каштана» вслепую. Затхлое пространство прошили пули. Магазины «каштанов», как и у Виктора, были набиты поочередно обычными патронами и трассерами. Даже в спокойной обстановке казалось, что лупят два автомата, тогда как работает один.
Только здесь, на «Крылове», Виктор понял, чего добивается Роман. Он мог придушить бунтаря голыми руками в комнате общаги и бросить труп в море. Парубный заставлял своих бойцов расписаться кровью под контрактами «Амана». Для них это был самый сверхпрочный цемент.
Огненный дождь выгнал Виктора в другой отсек. И там он сразу же напоролся на двух сослуживцев. Они встречали его, затаившись по обе стороны от лаза. На него словно накинули сеть, и он не мог оказать сопротивления. По сравнению с ними, легкими и мобильными, словно одетыми в пластичный неопрен, он виделся водолазом в тяжелом облачении. Уже безоружный, он попытался выхватить нож, но его сразил сильный удар по голове.
Он начал приходить в сознание на верхней палубе. Он лежал на мокрых досках меж двух люков и грузовых колонн. Он смотрел на дымовую трубу и недоумевал, почему из нее не валит черный дым. «А-а... — пронеслось у него в голове, — вот в чем дело».
— В ожидании наглядной иллюстрации, — услышал он Парубного.
Роман стоял справа от него: высокий, сильный, мускулистый, бритоголовый, облаченный в черный комбинезон и высокие ботинки. Его кумиром был Виталий Кличко — шоумен, писатель, политик и боксер. Коронный удар Романа — прямой правой. Никто из противодиверсионной группы не мог устоять перед ним в рукопашной.
