– Давайте шибче! – прикрикнул голос, показавшийся знакомым.
Где он слышал этот голос? Где? Когда?
Его несли, тащили, волокли. Он задыхался, а рядом тяжело дышали.
Но вот остановились.
– А ну, пустите его с лестницы турманом, чтоб костей не собрал! – приказал тот же голос.
Шурку приподняли, начали раскачивать.
И тут зазвенел женский визг, да какой! Чудилось, мирозданье содрогнулось от этого визга:
– Сыскны-ы-ые!
Шурка упал. Краешком живого, непомутившегося сознания сообразил, что упал невысоко, даже не ушибся. Его отнюдь не «пустили турманом», даже не швырнули, а просто уронили – может быть, с перепугу, всполошенные визгом.
– Сыскная полиция! – взревел Охтин где-то неподалеку.
Выстрел, другой! Эхо пошло по узким коридорам, точно взрывная волна, и накрыло лежащего Шурку.
Грохот, топот, крики, матерщина, опять женский визг…
– Где он?! – орал Охтин, перекрывая все звуки. – Руки прочь! Если что… полиция с лица земли… всех! А ну, прочь руки! Стреляю! По ночлежкам! По ночлежкам! Разойтись! Старшие где? Пожалейте себя, дур-р-раки, вытравим же всех! Пропустите! Где он? Где парень? Пер-р-рестреляю, сволочи, всех!
И опять выстрел – совсем близко…
– Уходи, беги, Мурзик! – громко крикнула какая-то женщина.
Шурка беспомощно возился, пытаясь подняться.
– Ага, вот ты где, Русанов, – громко дыша, сказал совсем рядом Охтин, рывком поднял Шурку и поволок за собой – от волнения даже забыв снять мешок с его головы.
* * *
Передовой перевязочный пункт развернули так близко от места недавно закончившегося боя, что первые раненые появились буквально через десять минут после того, как перестали свистеть пули.
Варя оглядела стоявшее на изготовку медицинское «воинство»: двух врачей и двух фельдшеров. Из сестер она была здесь одна. Все прочие остались при поезде – мыть новые, только что прицепленные товарные вагоны, приспособленные для перевозки людей и именуемые «теплушками». Специально оборудованные или хотя бы плацкартные отчего-то не подали, видимо, они застряли на каком-то перегоне по нерасторопности железнодорожников – теперь такая нерасторопность называлась «трудностями военного времени», – и старшая сестра санитарного поезда Ковалевская натурально «с бою» выдрала у станционного начальства все, что было: вот эти товарные теплушки. Сестрам и санитарам пришлось срочно набивать сенники, застилать простынями. Бой, отзвуки которого доносились, пока поезд приближался, выдался достаточно долгий, никто не сомневался, что прежнего количества мест окажется недостаточно. Руководить переоборудованием и в поезде ожидать подвоза тяжелых раненых, нуждавшихся в немедленных операциях, осталась, конечно, сама старшая милосердная сестра Ковалевская. А Варю она отправила в помощь медицинской бригаде.
