– Неправда, – покачал головой Зиновий. – Их убил Евгений. Он сам мне об этом сказал. Лично. А Наташа здесь ни при чем.
– Ну, это следствие разберется, кто при чем. С пистолетом ее видели. И с ружьем, из которого были убиты беглые заключенные. Ты понимаешь, о чем речь?
– Разумеется. Они пытались ее изнасиловать.
– Ну, этого я не знаю.
– А я знаю. Не убивала она никого. Уголовников я убил. А она ружье у меня забрала.
– Ты хоть понимаешь, что ты сейчас сказал? – оторопело посмотрел на него Лебяжный.
– Да. Я уголовников убил. И Сипягина убил. И Шипилов тоже на мне. Можете меня расстрелять. Мне уже все равно.
До недавней встречи с Наташей Зиновий мог еще представить себе жизнь без нее. И представлял, и жил. Но сейчас он точно знал – без нее жизни больше не будет. Как будто знал, что никогда ее больше не увидит. А раз так, то он должен оставить хорошую о себе память. Ему уже нечего терять, а она еще молодая, красивая, она еще может найти счастье в этой жизни. И его будет поминать добрым словом. Может, свечку когда в церкви поставит за упокой его души…
– В том-то и дело, что тебе все равно, – укоризненно покачал головой Лебяжный. – Все равно, что одну расстрельную статью на себя ты уже взял. И снова берешь, ее выгораживаешь. А она – преступница, ее судить надо.
– Не преступница она, – покачал головой Зиновий. – Просто она запуталась. Со мной распуталась. Мы хорошо с ней жили. Пока эти не появились.
– Хорошо жили? Не верю. Ничему не верю.
– Не верьте, ваше право. А я был счастлив.
И сейчас он был счастлив. Законсервировал он память о чудесных днях, проведенных с Наташей, законсервировал внутри себя пережитое счастье. Неизвестно, сколько ему еще осталось жить, но до конца своих дней он будет согреваться ощущением этого счастья…
2
Голос надзирателя неприятно скребанул по нервам.
– Тюлькина! На выход!
– И не трави там тюльку, красивая! – хихикнула Галка, камерная кобла номер один.
– Заткни свою пасть, ковырялка! – вызверилась на нее Наташа.
Никто не смеет подкалывать ее и тем более гнобить. Она понимала, что в тюрьму попала всерьез и надолго. А значит, должна держать марку, чтобы не зачморили ее здесь и не опустили до уровня канализации. А понты гнать она умела. И по морде, если что, может врезать, не проблема. Галка уже свое огребла. Еще на позапрошлой неделе Наташа так в переносицу ей кулаком заехала, что до сих пор под глазами – синюшно-желтые круги. С тех пор эта выдра ее боится, но нет-нет да слетит гнилое словечко с длинного языка. Одно слово, ковырялка!
