- Бывают, - мрачно ответила та.
… И явился…
Катя уже поднималась и даже старалась чем-то помочь Циле по дому, - то посуду перемоет, с песочком, что брала тут же во дворе, то залатает какой-нибудь пододеяльник, который Циля собралась уже на тряпки рвать, а вот надо же - еще послужит. (Тетя Наташа, светлой памяти! - как же пригодились твои заботливые уроки рукоделья!)…
Они уже обо всем переговорили, и ясно было, что время они, как сказала Циля, - "проворонили".
- Но живучий, ты глянь, цепко держится! - удивлялась Циля, вроде бы даже одобряя существо, квартирующее в Кате. Сама-то она понимала толк в живучести. - Через такую горячку продержался! Пусть живет, босяк, заслужил!
Странную Катину болезнь она упорно называла белой горячкой и гордилась, что не сдала девушку в больницу, а выходила сама, хоть и намаялась порядком.
***
Между тем пора было от Цили отчаливать - не сидеть же всю жизнь на ее, пусть и могучей, шее, а Катя и не привыкла зависеть от кого бы то ни было и про себя твердо решила, что Циле за ее душевность отплатит сполна.
Возвращаться на кенафную фабрику ей не хотелось, и Циля обещала поспрашивает и узнать - куда бы можно было приткнуться до родов. О предстоящем Катя думала с тоской и неприязнью. Подолгу сидела, мрачно уставясь на какой-нибудь табурет или тарелку, словно изучала, как они сработаны. Циля на нее покрикивала:
- Не думай! - приказывала она. - Маланхольник родится! Кате, честно говоря, было все равно - какой он родится - веселый или "маланхольник"; веселому ему вроде не с чего быть, а вообще, она бы дорого дала сейчас, чтобы он вдруг растворился, исчез в загадочных недрах ее организма. И кому отомстила, дура? Семипалый будет жить, как жил, припеваючи, а ты, с этим кульком на руках, - куда денешься, и кому нужна? Конечно, надо было согласиться, когда он уговаривал, и содрать с него побольше денег, и уехать отсюда - куда веселее. А куда - веселее? Может, к морю… Вон, в Цилину Одессу.
- Циль, - спрашивала она. - У тебя в Одессе остался кто?
- Ага, могилы… - охотно отзывалась та и пускалась рассказывать о погибшей сестре, близнеце. Какая это была сестра! Всем сестрам сестра! Бухгалтер, не кто нибудь. Главный бухгалтер завода! Как ее люди-то на заводе уважали… Через эту свою честность кристальную, идиотскую, и пропала. Какую-то зарплату кому-то недовыдала, а немец уже вошел в Одессу. Ну, и не успела эвакуироваться с этой чертовой зарплатой! - и зорко взглянув на Катю, привычно цыкала:
