- Э, милая, - вздыхала старуха, - все мы тут не с радости…
- Мама умерла… - сдавленным голосом, всхлипывая, говорила Катя. - Похоронить не на что…
Серый барыга сочувственно качал головой.
- Если не продам сегодня… не знаю… руки на себя наложу!… - с отчаянием добавляла Катя. Она не притворялась; она верила и мысленно представляла маму, их квартиру на Васильевском; все перепутывалось - мама-то умерла, но не много лет назад, а вчера, и похоронить не на что, да и кто кого сейчас хоронит? Дай бог доволочь санки до эвакогоспиталя и оставить, а Саша, он же там работает - Саша сделает все что надо… Мама очень мучилась последние дни, она совсем не могла терпеть голода. Голод не все могут терпеть - это Катя давно поняла. Нужна такая особенная злость, чтобы вытерпеть. А то вон, дружок и сосед, Сережка Байков из сорок пятой квартиры, перед смертью отъел себе четыре пальца до второй фаланги… А второй Катин брат, Аркаша, ему двенадцать было, он из горчицы наладился оладьи жарить, так ее ж надо долго выпаривать, а он не дождался… Прямо так, соскреб всю со сковородки, и съел. И, видно, нутро у него сожгло. Он заперся в туалете, дико кричал. Саша с Володей вломились туда, подхватили его под руки - он ноги поджимал, кричал - и поволокли по коридору в комнату, уложили на кровать. А мама пришла с работы, ушла в другую комнату, легла и заснула - даже не подошла к Аркаше. От голода отупение такое наступает… Ну, Аркаша еще промучился до вечера - сначала кричал, потом тоненько так, нечеловечески скрипел… Потом освободился, умер…
Слезы лились, не переставая. Катя не знала - как это объяснить, но она вдохновенно плакала настоящими слезами о своей судьбе только здесь, работая. Никогда - наедине с собой.
Часы-то были не золотые, конечно, серебряные, но виртуозно позолоченные Семипалым, а проба она проба и есть - кому надо, смотрите: вдавленные крошечные цифирьки. Кто там их разберет без лупы!
Тут появлялся Слива, приценивался, крутился рядом и опять пропадал. Затем возникал Пинц - длинный, в сером пальто, на шее тот же красный шарф.
- Что вы, к'асотка, этим часикам тыща - к'асная цена!
- Бессовестные! - негодовала старуха. - Звери! Барыги проклятые! Так и норовят обобрать.
Катя с заплаканным кротким лицом твердо стояла на своем.
Пролог был окончен. Начиналось действие. Слива и Пинц кружили по толкучке, выбирая жертву. Искали фраера.
На базар по воскресеньям приезжали пригородные. Продавали мясо, фрукты, мед со своей пасеки. Заколол, скажем, хозяин кабанчика, привез продать на "Тезиковку". Часам к двум, глядишь, расторговался. А теперь, с выручкой, можно и по толкучке пройтись - мало ли чего домой купить нужно. Вот такого-то фраера с мошной выбирали Слива и Пинц. Подходили невзначай, сзади, спорили возбужденно, как бы между собой:
