Теперь надо было пробиваться за ним; Слива приводил ее на место, где должен был разыгрываться спектакль, - и Катя пробивалась, огрызаясь и с остервенением отпихиваясь локтями, стараясь при этом держать в поле зрения тощую сутулую спину Сливы, ни на минуту не отпуская в себе то самое чувство: она в центре внимания, и должна во что бы то ни стало доказать, что этого внимания заслуживает…
Пробившись до часовых рядов, Слива еле заметным кивком указывал Кате место между какой-нибудь старухой, продающей по бедности часы с кукушкой, и пожилым барыгой в пестрых шерстяных носках, вдетых в остроносые узбекские ичиги.
И для Кати начиналось то самое.
Тут надо было за секунду другим человеком стать! Катя надвигала на лоб косыночку, и - нет, не прикидывалась, - она становилась растерянной неопытной девочкой, которую пригнало на проклятое торжище крайнее горе.
- Здесь… не занято… рядом? - робко спрашивала она старуху. - Можно, я тут постою?
- Че ж… стой себе на здоровье, - охотно отвечала старуха, - всем продать надо…
Разные, впрочем, попадались люди. Бывало, что и гнали, конкуренции боялись. У всех здесь был товар один - часы. Всякие часы - от бытовых рабочих будильников до напольных, старинных, в часовенке из красного дерева, уютно домашних, с боем.
Катя специализировалась на карманных и ручных, которые друг другу тоже были - рознь. Например, репетитор от "Павла Буре, поставщика двора Его Величества" - часы карманные, машина с цилиндрической системой, крышечку нажмешь, она отскакивает, и такая небесная музыка перебирает твою душу по струночкам, что слезы наворачиваются на глаза! Эти не самые дорогие, но самые эффектные. А то бывают морские, водонепроницаемые, с черным циферблатом и фосфорными стрелками.
Дороже всех ценились трофейные, швейцарских знаменитых фирм - "Омега", "Лонжин"…
Катя разворачивала платочек, и - снопами фиолетовых искр - брызгала под солнцем тяжелая луковица золотых карманных часов. У старухи справа и барыги слева аж дыхание занималось - так сверкали часы красноватым золотом! Разглядывали искоса, восхищенно цокали языками.
Вот она наступала, вдохновенная минута: отчаяние - живое, настоящее - накатывало к горлу, глаза наполнялись слезами и слезы катились по лицу, падая на искрящуюся луковицу часов.
- Мамочка, мамочка… - глухо бормотала, пристанывала Катя. - Знала бы ты, что я дедовы часы продаю… Господи, знала бы ты…
А ведь у папы и вправду были такие часы, он говорил, от отца, - с ветвисторогим оленем на серебряном исподе, с маленькими буковками по кругу… Их мама сменяла на муку в первые же дни блокады. Проели дедовы часы все вместе, тогда еще полной, живой семьей…
