Последние слова прозвучали как мольба об исповеди, и Шатилов не стал больше противоречить, а вместо того предложил заварить крепкого сладкого чаю.
– Спасибо, нет, – отказалась Марина. – Лучше дайте мне сигарету…
Шатилов с сомнением поднял брови, но просьбу выполнил. Марина нервно затянулась несколько раз подряд.
– Голова кружится, – пожаловалась она, щелкнув ногтем по сигарете над поднесенной Шатиловым пепельницей. – Юрий Дмитриевич, вам ни о чем не говорит моя фамилия?
– Стрельникова? Гм… Не припоминаю. А я должен вас знать?
– Не меня. Возможно, вы слышали о моем отце. Профессор Стрельников, знаменитый историк, член-корреспондент Академии наук. Он часто выступал в газетах, на телевидении. Его книги издавались огромными тиражами и на прилавках не залеживались…
– Извините, Марина. – Шатилов сделал жест сожаления. – Моя жизнь очень далека от таких вещей.
– Да, конечно… Но теперь вы знаете. Отец… Он умер от инфаркта месяц назад. Я осталась совсем одна, ведь мамы давно нет… Так вот, незадолго до смерти отец принес домой старинную рукописную книгу. Немецкую, шестнадцатого века. Это была именно рукопись в переплете, а не печатная книга. Отец очень много работал с ней. Залезал в какие-то научные сайты Интернета, составлял схемы, графики, заказывал громадное количество литературы по самым разным эпохам и странам, сутками проживал в архивах… Понятно, я извелась от любопытства. Спрашивала, но отец отказывался говорить об этой работе, только становился все мрачнее и… Как сказать… Озадаченнее, что ли, словно столкнулся с чем-то превосходящим его разумение. Однажды мне все-таки удалось разговорить его. Он… Нет, он ничего не утверждал наверняка, ученые его уровня за сенсациями не гоняются и, пока все не будет перепроверено сотни раз… Но то, что я услышала, меня просто ошеломило.
Марина замолчала, глядя в потолок. Столбик пепла с забытой сигареты упал на плед. Шатилов смахнул его и решился напомнить о себе:
– И что же вы услышали?
Посмотрев на Шатилова так, будто видит его впервые, девушка медленно произнесла:
– Вы не сочтете меня сумасшедшей или… лгуньей?
– Постараюсь.
– Ладно… Тому, кто говорит «А», приходится сказать и «Б»… Слушайте…
Рассказ Марины об исследованиях профессора Стрельникова, вернее, о той их части, о какой историк счел нужным поведать дочери, длился минут десять. Когда она закончила, Шатилов признался себе, что ее опасения быть принятой за сумасшедшую или фантазерку не совсем безосновательны…
