Когда Мальчик вынес решение, гласившее, что Брауни должен попытаться стать более сознательным и следующие несколько дней за свою провинность будет помогать Тыквану в поле, все собрались отправиться к Ворчуну на чай. Ворчун, несмотря на сварливый нрав, готовил отличный чай.
Но хижины Ворчуна больше не было. На ее месте, хотя оно и выглядело в точности так же, возвышалось явно новехонькое жилище, принадлежащее Бобу Долгозубу и Скалоголовому. Затем последовала череда до смешного неудачных попыток отыскать старый домик Ворчуна или завладеть этим, «новым».
После чего, разумеется, с подачи Мальчика его друзья раскинули мозгами и одержали победу, убедив злодеев, что они на самом деле заняли не тот домик.
Именно тогда все и произошло.
Во время написания этой сцены Томас понял: впервые за более чем десять лет он не знает, что Мальчик скажет дальше. Значит, Мальчик перестал быть Томасом Рэнделлом. И Томас не знал, кто он. Может, Натан? Может, вообще больше никто?
Никто. Вот что тревожило его больше всего. Если Мальчик – никто, несуществующее лицо, как может Томас хотя бы приблизиться к пониманию всего остального Обманного леса? Он продолжал писать, сочинять одно приключение за другим, исполнять обязательства по контрактам и оправдывать ожидания. Но чего-то не хватало. Даже если никто этого не замечал, Томас то чувствовал. Что-то жизненно важное ушло из Обманного леса навсегда.
Когда на него находили приступы мрачности, Томас гадал, не возраст ли причиной тому, что он отдаляется от своего детища. Неужели в конце концов произошло то, чего он поклялся не допускать? Неужели он вырос, позабыл, что значит быть ребенком?
Раньше он всегда знал дорогу в Обманный лес, как и всех тех, кто в нем обитал. Но теперь он стал просто гостем. Все равно что вернуться в родной город после двадцатилетнего отсутствия и обнаружить, что все изменилось.
У него разрывалось сердце.
Но жизнь продолжалась.
– Ну? – подстегнула его Франческа, и Томас поднял глаза и увидел, что она выжидательно смотрит на него.
– Прошу прощения? – отозвался он, потом тряхнул головой. – Н-да. Прости, Фрэнки. Просто у меня в последнее время слишком много всего вертится в голове. Быть отцом-одиночкой еще сложнее, чем отцом в полной семье.
– Ты замечательно справляешься, Томас, – заверила его Франческа.
Но это не слишком помогло. Она знала ровно столько, сколько он ей рассказывал, и никак не могла судить, хороший он отец или нет. Но он старался, и это не могло не иметь никакого значения.
