Пропавший мальчик, пропавшая девочка - Питер Страуб

Смерть Нэнси Андерхилл была ошеломляюще внезапной – как пощечина Тим, старший брат ее мужа, ничего толком не знал. С Нэнси он был едва знаком. В сущности, его воспоминания о невестке представляли собой крошечную коллекцию моментальных снимков памяти. Вот неуверенная и печальная Нэнси улыбается, опустившись на колени подле двухлетнего сына Марка, тысяча девятьсот девяностый год; вот память подсказывает другой момент того же дня – Нэнси подхватывает Марка (оба в слезах) с детского стульчика и выбегает вон из тускло освещенной простоватой гостиной. Филип, чьи мрачные придирки и вынудили Нэнси спасаться бегством, уткнулся взглядом в остывшее жаркое, игнорируя присутствие брата Затем он наконец поднимает глаза и спрашивает:

– Что?

Ах, Филип, Филип, мы не переставали изумляться тебе.

– Малый не виноват, что он такой гаденыш, – как-то раз сказал про него папа. – Похоже, это единственная радость в его жизни.

Еще один моментальный снимок беспощадной памяти, эпизод из странного, богатого событиями визита Тима в Миллхэйвен в девяносто третьем году, когда он летел два с половиной часа из Ла Гуардиа на том же самолете той же самой авиакомпании, что и в этот раз: за прозрачной дверной сеткой маленького дома на Сьюпериор-стрит в неосвещенной прихожей показалась Нэнси, она спешит открыть дверь Тиму, ее лицо лучится радостью от неожиданного приезда деверя («знаменитого» деверя, как она его называла). И только сейчас до Тима дошло: просто-напросто она, Нэнси, по-своему любила его.

Эту тихую усталую женщину – как думал Тим – муж часто заставлял чувствовать себя несчастной, и в браке ее удерживала скорее определенность, чем любовь. Словно тысячи приготовленных обедов и непрерывная череда бытовых дел придавали Нэнси уверенность, необходимую, чтобы оставаться на месте. Конечно, главной причиной был Марк. Вполне возможно, что супружеская жизнь Нэнси на самом деле была счастливее, чем представлялось Тиму.

Поведение Филипа в последующие дни подскажет ответы на возникшие вопросы. Во всем, что касается Филипа, требовалось толкование. Филип Андерхилл выработал для себя позицию подчеркнутой неудовлетворенности с тех самых пор, когда решил, что его старший брат, чьи недостатки были видны как на ладони, от рождения получил большую часть благ и преимуществ, доступных члену клана Андерхиллов. Чего бы ни добивался в жизни Филип, все это меркло перед насмешливым превосходством старшего брата (Тим честно признавался самому себе, что когда-то подчеркивал свое превосходство. А какой старший брат не делает этого?) Это постоянное недовольство всегда напоминало игру одаренного актера, внутри которого, как хотелось верить Тиму, продолжал жить настоящий Филип – способный на радость, сердечную доброту, великодушие, преданность. И это внутреннее «я» Филипа сейчас, после загадочной смерти Нэнси, очень помогло бы ему. В первую очередь ради него самого, если он собирался мужественно встретить горе; но еще больше – ради его сына. Было бы ужасно для Марка, если б его отец принял смерть матери как очередное неудобство, отличающееся от других лишь своей суровостью.