Джеймс бросил на Саммер оценивающий взгляд. Он уже не раз предлагал понести ее саквояж, но она неизменно отказывалась отдать его. Он гневно нахмурил брови. У нее что там, национальная казна? Пистолет? Или она все еще думает, что он украл ее проклятый кошелек?
– Знаете, это ваша служанка.
Саммер удивленно подняла глаза на своего спутника.
– Что, простите?
– Ваша служанка. Это она виновата в краже кошелька.
Саммер очень хотелось доказать этому самоуверенному индюку его неправоту.
– Почему вы так думаете?
– Потому что я видел, как она разговаривала на постоялом дворе с двумя бродягами. Все трое выглядели крайне подозрительно.
Разгневанная на Джеймса за его правоту и на себя – поскольку была так слепа, Саммер взорвалась:
– Но почему вы не сказали об этом хозяину постоялого двора?
Ее вопрос удивил Джеймса.
– Разве это что-нибудь изменило бы? Он лишь хотел получить свои деньги. И потом, ведь это ваша служанка.
Саммер некоторое время раздумывала над сказанным. Мимо проехала карета, и девушка поспешно отскочила в сторону, когда огромные колеса прокатились по глубокой луже, разбрызгав вокруг грязь.
– Она впустила их в мою комнату, не так ли?
Ее фраза прозвучала как утверждение.
– Уверен в этом, красавица.
– Но как он мог поступить так со мной?
Джеймс бросил на нее удивленный взгляд. – Он?
Саммер нетерпеливо махнула рукой.
– Вы его не знаете. Он дал мне денег на дорогу домой и нанял для меня презренную лгунью, которая их украла! – Ее маленькие руки, держащие саквояж, сжались в кулачки. – Как он мог!
Не совсем уверенный в том, кто был этот таинственный «он», но, предполагая, что это, должно быть, капитан корабля и бывший любовник Саммер, Джеймс благоразумно промолчал. Он знал, что даже отвергнутый любовник и самый отъявленный злодей на свете стал бы защищаться, если бы его любовница стала нелестно отзываться о нем.
– Держитесь рядом, милочка, – сказал Джеймс по мере того, как они продвигались в глубь города; однако его предупреждение было совершенно излишним: дрожащая от страха, Саммер сама схватила его под руку. Железные мускулы, перекатывающиеся под ее пальцами, придали ей некоторую уверенность.
Никогда еще Саммер не видела подобной нищеты. Вокруг царила невообразимая какофония звуков, наполняющая уши ужасным шумом. Камни мостовой под ее ногами были покрыты отвратительно пахнущей слизью. Старые, покосившиеся дома образовывали темные переулки не более пяти футов шириной, заполненные мусором и гниющими отходами. В этих мрачных переулках одетые в лохмотья мальчишки в надежде получить пенни или хотя бы полпенни вопили что есть мочи, и их крики сливались с царившим вокруг шумом.
