— Н-нет, не ду-умаю. Ежели бы у Б-богорадовки зейцльбержского гонца схватили, я бы тоже п-приказал обыскать его.
— Ладненько. Про угорца, считай, договорились. Теперь про письмо. Так вот, в письме том про тебя, пан Войцек, писано.
— Н-неужто? — углом рта усмехнулся пан Шпара.
— Могу показать. Если ты по-угорски читать можешь.
— А ты, в-вы-ыходит, можешь?
— Нет. Я не могу, — честно признался пан Рчайка. — Я вообще грамоту не люблю. Поповские и чародейские штучки — эта грамота. Учил, когда мальцом был... А нынче завсегда найду, кто мне вслух почитает. Так на кой ляд глаза насиловать?
— Ч-что-то в твоих словах есть, пан Лехослав, разумное. Я п-подумаю. Продолжай, будь так любезен.
— Письмо с угорского мой чародей переводил. Гудимир. Это чтоб ты знал. Писано оно было от имени боярина Рыгораша — уж не знаю, сам писал или диктовал писарчуку. Там все про смуту Прилужанскую сказано. И как Юстына королем ставили...
— Ох, боюсь н-не все, пан Лехослав. Ох, не все...
— Откуда знаешь? — опешил жорнищанин.
— Когда-нибудь потом, пан Лехослав. Когда подружимся и время найдем горелки попить.
— Да не такой дряни вонючей... того-этого... а моей милости прошу... — не выдержал Лекса и испуганно замолчал.
Пан Рчайка с любопытством посмотрел на него.
— Прощения прошу, панове, — забормотал великан. — Может мне... того-этого... пойти куда? Чтоб... того-этого... не мешать...
— Сиди уж, — отмахнулся пан Лехослав. — Куда пойдешь?
— Ну...
— Сиди, Л-лекса, — сказал пан Войцек. — У меня от т-тебя секретов нет. П-продолжай, пан Лехослав.
— Продолжать? Ладненько. Еще в письме было сказано, что митрополит наш, Богумил Годзелка, и подскарбий бывший, пан Зджислав Куфар, казне прилужанской ноги приделали. Чтоб, значит, Юстыну со Зьмитроком и всяким прочим «кошкодралами» правление медом не показалось. А ты им в том помогал. Так ли, пан Войцек? Поправь меня, коли ошибаюсь.
— Т-так не ты ошибаешься, пан Лехослав. Рыгораш ошибается. Хоть муж уважаемый и почтенный.
— В чем же он ошибается? — вкрадчиво так, как выбирающий лесу рыбак, поинтересовался жорнищанин.
— Что я к-к-казну увезти помогал.
— А в остальном?
— А т-ты пойди, п-пан Лехослав, поспрошай Богумила Годзелку, а? — внезапно окрысился пан Шпара. Даже шрам на щеке побелел.
— А что ты так разговариваешь, пан? — Жорнищанский сотник начал наливаться краской. Даже шея сзади побагровела.
— А как м-мне с т-тобой разговаривать, коль т-ты допрос мне учиняешь?
— Я в своих правах. В своем городе.
