Ворлок из Гардарики - Владислав Адольфович Русанов

Сухощавого монаха Вратко заметил еще на торгу, на ярком, разноголосом и кипучем волинском торгу. Облаченный в черный потрепанный балахон из грубой шерстяной ткани, служитель Господа стоял у бревенчатой стены длинного амбара и беседовал с высоким широкоплечим мужчиной – с виду настоящим головорезом. Вратко тогда еще подумал: что общего может быть у монаха с воином? Да еще у таких разных.

Монах сильно сутулился, седоватые волосы пушистым венчиком окружали лицо со впалыми щеками. На макушке, прикрывая гуменце,[1] смешно сидела круглая черная шапочка, вытертая до блеска. Его худая шея торчала в бесформенном воротнике, как пестик в ступке. Говорил он негромко, все время пожимая плечами, словно в неуверенности. Но его серые глаза посверкивали подобно двум булатным клинкам, не оставляя сомнений в том, кто в этой паре главный. Воин, светлобородый и длинноусый, самый настоящий урман по виду, переступал с ноги на ногу, поглаживая большим пальцем лезвие секиры, свисающей с пояса в ременной петле. Его плечи покрывал крашеный плащ, ниспадающий свободными складками почти до пестреющих рыжей грязью досок. Рукава кольчуги выглядывали из-под кожаной рубахи.

Вратко нарочно обошел беседующих, чтобы заглянуть урману в лицо. Ничего лицо. Самое обычное для сына суровой северной земли. Загорелое и обветренное докрасна. Выгоревшие брови выделялись, как полосы на морде барсука. Такого легко представить впереди строя, сомкнувшего червленые щиты, или на палубе боевого корабля. А уж шея, в особенности по сравнению с монахом, напоминала бычью. Вот только в разговоре он все больше отвечал. Коротко и сдержанно. Слегка подергивал левой щекой, отмеченной ровным росчерком шрама.

Паренек засмотрелся. Раздираемый любопытством, навострил уши. Как же хотелось услышать, что именно выговаривает суровый монах робеющему бойцу! Но тут купец в мохнатой медвежьей шапке, по виду – бодрич, толкнул новгородца плечом. Вратко пошатнулся и слетел в грязь. Кровь бросилась ему в голову, но… Рядом с бодричем громко хохотали двое здоровяков – что поставить, что положить, – то ли слуги, то ли охранники. Парень представил гнев отца, которого он долго уламывал взять с собой – добрых людей посмотреть, себя показать, – и смолчал. Негоже устраивать потасовку на глазах у честных гостей, съехавшихся в Волин со всех концов Варяжского моря.

Пришлось натянуто улыбнуться и даже изобразить извинение на лице. Мол, не взыщи, гость тороватый, оплошал, подставил спину под твое белое плечико… Купец разочарованно вздохнул – видно, кулаки чесались не на шутку – и пошел дальше. Один из его спутников даже язык показал через плечо, но Вратко сделал вид, что не заметил. Парень выбрался на дощатый настил, не уступающий по ширине и толщине досок новгородскому, огляделся и почему-то не удивился, увидев, что монаха с воином след простыл. Беседу они вели, по всей видимости, серьезную, и гогот охочих до всяких безобразий поморичей их спугнул. Едва сдержавшись, чтобы не сплюнуть от злости, Вратко подобрал палочку и принялся счищать грязь с сапог.