— Что дальше? — спросил Трагерн, пытаясь расправить на себе нарамник.
— Немного магии. Как думаешь, лучше сделаться невидимками или как-то иначе?
— Как-то иначе. Существование невидимки чревато неприятными последствиями.
— Короче, умник! Держи свои ученые слова при себе!
— А если короче, то на тебя все будут натыкаться. Я вот о чем подумал — у меня в запасе есть отличное заклинание. Правда, оно не сочетается с заклятием, позволяющим понимать чужой язык, потому давайте-ка я схожу на сейм и послушаю, о чем речь, а вы меня подождете где-нибудь здесь.
— Ты что же, знаешь местный язык?
— А ты думал, я в трактирах по-французски говорю?
— Я за тобой не следил.
— Итак, согласен?
— Надеюсь, не придется потом еще раз идти и слушать? Ты не пропустишь ничего важного?
— Ты с кем разговариваешь? С младенцем?
— Иди-иди… Старый друид…
Время до вечера, пока Трагерн отсутствовал, Дик и Серпиана провели в кухне. Поскольку в замок съехалось немыслимое количество слуг и стражников, сопровождавших своих господ и их скарб, сбившиеся с ног кухарки не разбирались и кормили всех, кто более или менее прилично одет. Воин со значками императора тем более мог рассчитывать на хорошую еду. Правда, не сразу — приходилось ждать своей очереди, иногда даже довольно долго. Но наконец Герефорду и его спутнице навалили по полной миске каши с мясом, дали несколько яблок прошлогоднего урожая и кувшин пива. Служанка, которая подала все это, тут же убежала исполнять какую-то еще работу, и молодые люди остались наедине. Чтобы не пугаться под ногами, они взяли свои миски и перебрались на стену, где между камней росла трава и гулял ветерок с полей.
Серпиана молчала, пока ела, молчала, пробуя неплохое местное пиво, и даже тогда, когда отдыхала с закрытыми глазами, подставляя лицо солнцу. Дик и раньше замечал, что, сколько бы она ни находилась на солнце, загар не приставал к ее мягкой, шелковистой, как теплая вода в ручье, тонкой, почти прозрачной коже. Сам он привез из Сирии густой загар и, если б не черты лица, больше походил бы на араба, чем на настоящего англосакса по матери и норманна по отцу. Он любовался тонкими чертами ее лица и яркими губами, которые так хотелось поцеловать, а потом дотянулся и погладил по руке.
Она приоткрыла глаза и бесстрастно посмотрела на него.
— Родная, — проговорил он одними губами.
Она долго ничего не отвечала.
— Только не здесь, — сказала она наконец.
— Я просто хочу сказать тебе, что люблю. Хочу, чтобы ты знала.
