Второй вариант спасения предусматривал пассивные крики о помощи, заточение в этой сырой могиле на неопределенное количество времени, без еды и питья. Хотелось надеяться, что уповать только на помощь со стороны – которая скорее всего так и не объявится – все-таки не придется.
Меня вдруг начало сильно тошнить. Сказалась травма головы, вызвавшая сотрясение мозга. Я упал – на карачки и задергался в долгих, изнурительных, выворачивающих наизнанку конвульсиях. Кое-как отдышавшись, я вытер свисающую с губ тягучую горькую слюну, сел и, впав в странное состояние отрешенности, впервые в жизни начал медитировать, усилием сознания и напряжением воли готовя себя к подвигу восхождения по вертикальной стене колодца. Задача почти не выполнимая, если вспомнить о плохо работающей правой руке и постоянном головокружении.
Сначала я попытался представить себе во всех подробностях жуткую картину моей медленной и мучительной смерти от обезвоживания, голода и холода. Это, как ни странно, получилось без особого труда. Обстановка помогла. Проникся драматизмом ситуации без остатка, каждой клеткой организма поверив в возможность столь грустной развязки. Затем я представил себе второй вариант – как я, не дотянувшись лишь самую малость – несколько сантиметров – до конца цепочки, срываюсь вниз и падаю с высоты шести метров. Но уже – увы – не так удачно, как в первый раз. Обязательно ломаю себе руку, ногу или сворачиваю шею. Чтобы впредь не мучиться и сдохнуть сразу. Раз – и все… И наконец, скрипя зубами от ярости, я вспомнил о маленькой сучке по имени Катя Зайка. Я вспомнил то весьма странное выражение на ее лице, когда она протягивала мне ключи от машины. Попытался представить себе ухмыляющуюся рожу ее, видимо, прятавшегося в багажнике подельника, который вырубил меня на заправочной станции, судя по ощущениям – при помощи обыкновенного полицейского электрошокера, а затем, когда я впал в прострацию и рухнул на асфальт, для верности добавил чем-то тяжелым по голове. Причем – не единожды. Я представил себе, как они сейчас радуются и смеются до слез, до истерики, потому что им все-таки удалось найти лоха для черновой работы. Доверчивого тридцатилетнего кретина, который клюнул на наживку разыгравшей отличный спектакль бессердечной и лицемерной подстилки, принес в зубах два «лимона» баксов, даже не подозревая, что ему, шестерке, уготована роль мертвеца… Интересно, почему эти сволочи меня не кончили, перед тем как сбросить в колодец? Делов-то – один раз съездить монтировкой по затылку. Ответ очевиден – кишка оказалась тонка. Я служил в боевых войсках и отлично знаю, что даже из снайперской винтовки, с расстояния в пятьсот метров, убить не так-то легко – у некоторых солдат палец просто не хочет давить на спусковой крючок. А хладнокровно, при личном контакте, лишить человека жизни – это вне боевой ситуации вообще мало кому по силам. Не захотели ручки пачкать, чистоплюи. Решили, что я или сам сломаю позвоночник при падении, или, что тоже хорошо, сдохну чуть позже, от обезвоживания и голода. Труп, спрятанный в лесу или в канаве, могут обнаружить случайно и довольно быстро. Закапывать меня живьем – в десять раз труднее, чем просто убить. И времени много требует, а оно – на вес золота. А кому в голову придет заглядывать в пустой колодец, вырытый сто лет назад фиг знает в какой глуши Псковщины? Чужие в таких местах не шастают, а местные давно в курсе, что колодец пустой. И без надобности к нему даже не подойдут. А такой надобности, в виду отсутствия в колодце воды, не существует по определению. Ловко придумали, твари! Ну, ничего. Дайте, бля, только вылезти!
