— На таких озерках вилы[19] чудят в лунную ночь, — сказал Клыч. — Мне один человек рассказывал, как закрутили его озерные женки и едва не уволокли на дно, чудом только спасся. Пришли на водопой кабаны и распугали вил. Месяц он потом от напущенной ими хмари отходил и целый год к воде подходить боялся.
— Вилы — это еще полбеды, — махнул рукой Садко. — А вот если Шатун повадится в село — тогда беда. Еще зимой встретил я на торгу двоих смердов, так они мне поведали, что в их село Шатун сначала вбросил свое семя, а потом, двадцать лет спустя, забрал своего сына. Шатуны в тех местах были хозяевами еще до прихода славянских богов, а потому и не хотят свою землю даром отдавать.
— А Шатунов, отрок пропал, говоришь? — спросил Торуса.
— Пропал, — подтвердил Садко. — Был он по матери из Данборовой семьи рода Молчунов и Осташу, моему знакомому, доводился братаном.
— А твой знакомый на выселки вернулся?
— В хазары он пошел, к гану Горазду. Отрок еще несмышленый, годов восемнадцати. Но ган его знатно приветил: коня дал, меч дал, да еще и отступного отцу — пять гривен.
— Золотой он, что ли, этот твой Осташ? — засмеялся Влах. — Или хазарскому гану серебро некуда девать?
Торуса решил, что ган Горазд приветил отрока неспроста. И имя Листяны Колдуна в связи с объявившимся Шатуном всплыло не случайно. Очень может быть, что шатуненком заинтересовался не только ган Горазд, но и боярин Драгутин с кудесницей Всемилой. Но также очень может быть, расчеты ближников божьих не понравились Шатуну, который поспешил вмешаться в ход событий. Но тогда возникает вопрос — кто он такой, этот Шатун, реальное лицо или призрак, присланный из Страны Забвения?
Занятый тревожными мыслями, Торуса успевал, однако, смотреть по сторонам и настороженно вслушиваться в тревожную тишину леса. Впрочем, тишина была относительной: там ветка хрустнет, там птица пырхнет, пискнув на прощанье что-то свое и очень для нее важное. Торуса ехал по лесной тропе первым, что налагало на него определенные обязанности. Клыч сторожил правую сторону, Влах — левую. Садко защищал тыл, вывернув голову чуть ли не вперед затылком. Тропа была узка, так что двум коням невозможно было разминуться, и вела по лиственному лесу, где схорониться человеку не составило бы труда.
— Шалопуга! — шепнул Клыч в спину боготуру.
— Вижу, — спокойно отозвался Торуса.
Он действительно уже успел приметить наблюдателя, притаившегося в развилке дуба на противоположном краю лесной поляны, на которую должен был ступить из зарослей Торусов конь.
