– Назовём-то как? – озабоченно спросил рыжий Сергушок и осторожно потрогал хвостик. – Смотрите, ребята, а хвост точно пуговица и весь в кудряшках.
– Точно пумпон, – важно прибавила тоненькая стриженая Люба и радостно воскликнула: – Так и назовём – Пумпон, значит, Пум!
– Нет, неправильно! Помпон, значит Пом, – вмешалась ещё одна девочка, но её уже не слушали.
– Верно, верно, Пум! – кричали восторженные голоса.
А Пум, покончив с обедом, усиленно вилял кудрявой пуговичкой и доверчиво оглядывал весёлую толпу.
Конечно, тут было много и мальчиков, но жизнь уже научила щенка разбираться в людях: это всё были друзья. А привёл его сюда самый лучший друг. И, подойдя к хромому мальчику, он прижался к нему и доверчиво заглянул в глаза.
– Знает его! – послышались восхищённые голоса. – Петька, где ты нашёл такого?
– Сам нашёлся, – с гордостью отвечал хромой мальчик. – Только поглядел на него, а он и пристал. Наш теперь будет.
И он ласково потрепал кудрявую шёрстку.
– А Анна Васильевна что скажет? – озабоченно покачал головой Сергушок. – Если не позволит?
Петя вспыхнул, даже уши покраснели, и сразу побледнел так же сильно.
– Не позволит? – повторил он упавшим голосом. – Не может быть. Она добрая ведь, сам знаешь, мы ей объясним. Пум, иди. Вот сюда!
Пуму не нужно было долго объяснять. Он навострил ушки и, весело взмахнув кудряшками, кинулся из передней в спальню, как ему показали.
Однако, оказывается, без затруднений и тут не проживёшь. Дверь в спальню загораживало первое препятствие: оно было рыжее, лохматое, с яркими зелёными глазами и пушистым хвостом. Сразу было видно: спальня – это дом. Его дом. И никаких щенков в свой дом оно впускать не собирается.
«Мяяаау», – сказало чудовище и встопорщилось ещё больше.
– Васька! – охнула Люба и попятилась. – Он Пумку сейчас…
Но кудрявая пуговичка Пума уже взвилась кверху.
«Ты бы отошёл в сторонку», – сдержанно посоветовал он (по-собачьи это было сказано так: ррруу!).
«Убирайся, пока цел!» (Мяааа!) – взвизгнуло чудовище и стало боком так, чтобы был виден страшный растопорщенный его рыжий хвост.
«Я ещё не дерусь», – тоном выше ответил Пум и маленьким шажком выступил вперёд.
«А я дерусь», – завопил рыжий и с размаху стукнул лапой по Пумкиному чёрному носику.
«Ну так держись!» – рявкнул Пум, и дальше всё закружилось в сумасшедшем танце. Белое налетело на рыжее. Потом рыжее оказалось на столе и столкнуло графин. Потом белое тоже взлетело на стол и смахнуло пару стаканов. Потом оба клубком пролетели по кроватям и стянули на пол подушку. Наконец две молнии, рыжая и белая, пронеслись в столовую, смели со стола чашку и тарелку и лишь тогда разделились.
