— Я тут ни при чем, я ни сном ни духом, — жалобно простонал Даниэль. — Я сказал тебе правду…
— Ты мне сказал, что у тебя дела и меня они не касаются. А все вокруг знают, что ты не любил замочного мастера.
— О Господи! — простонал Даниэль, кусая себе ногти. — И зачем я только с ней связался? Какой я был дурак! Но я клянусь тебе, Марджери, я правда был у Сесили. Чтобы я еще когда-нибудь, да ни за что! Ох, Марджери, помоги же мне! Что мне теперь делать?
— Если хочешь знать, что надо делать, то у тебя есть только один выход, — твердо сказала Марджери. — Если правда, что ты был у нее, то тебе надо пойти к этой женщине и упросить ее, чтобы она тебя выручила и призналась во всем. Ради тебя она скажет правду, и тогда люди шерифа оставят тебя в покое. А я признаюсь, что солгала. И скажу, что поступила так от стыда, я не хотела, чтобы все знали, что ты меня бросил. На самом деле я сделала это из любви к тебе, хоть ты совсем этого не заслуживаешь.
— Я так и сделаю, — слабым шепотом сказал Даниэль, обессиленный страхом и надеждой. Никогда еще Марджери не видала от него такой нежности, как сейчас, когда он в приливе благодарности горячо гладил ее руку. — Я пойду к ней и попрошу. И больше никогда не буду к ней ходить. Я, честное слово, обещаю тебе, Марджери!
— Сходишь после обеда, — сказала Марджери, убедившись в его покорности. — Сперва тебе надо хорошенько поесть и успокоиться, чтобы по твоему лицу ничего нельзя было заметить. Постарайся, так надо! Никто, кроме меня, ничего не знает, а уж я тебя не выдам, чего бы это мне ни стоило!
Миссис Сесили Корд не выразила ни радости, ни досады, когда, не дождавшись вечера, к ней с черного хода пробрался ее любовник. Красавица сделалась мрачнее тучи, поскорее затащила его в самую дальнюю комнату, где за ними не могла подсматривать камеристка, и, не дав ему опомниться, грозно спросила, что это ему вздумалось таскаться к ней на виду у всех зевак и сплетниц среди бела дня, когда по городу ходят люди шерифа. Не переводя дыхания, Даниэль обрушил на нее поток слов, выкладывая, что к чему и зачем он пришел, и стал молить, чтобы она начистоту рассказала все помощнику шерифа, признавшись, что он провел у нее ночь с девяти часов вечера до рассвета. Дескать, от ее признания зависит теперь его покой, безопасность, а может быть, и самая жизнь. Не может же она ему отказать после всего, что было между ними.
Поняв наконец, чего он от нее хочет, Сесили, которая, уединившись с ним за закрытою дверью, вначале позволила себя целовать и обнимать, сердито вырвалась из его объятий и в порыве негодования оттолкнула от себя.
