— Умоляю вас, господин мой, перемените решение. Ваши дети не должны быть свидетелями казни. Они еще слишком малы.
Селар почти не обратил на нее внимания.
— Перестаньте, мадам. Мне было четыре года от роду, когда я впервые увидел, как четвертуют человека. Мне это не принесло вреда.
— И в последующие годы вас не мучили кошмары, сир? — Теперь Селар взглянул ей в лицо; Розалинда смутилась, но дрожащим голосом продолжала: — Сир, эта толпа научит ваших детей видеть в страдании игрушку, развлечение. Неужели вы хотите, чтобы именно этому они научились?
Джордж сглотнул, еле осмеливаясь дышать. Королева бросила королю вызов, вызов, какой только Данлорн в прошлом осмеливался ему бросать.
И только ему это сходило с рук.
Селар стиснул запястье Розалинды, с силой прижав его к подлокотнику кресла. Розалинда охнула, но высвободить руку не смогла. Селар наклонился к королеве, глаза его пылали еле сдерживаемым гневом.
— Не забывайтесь, мадам. Предатель покушался на трон, который ваш сын в один прекрасный день унаследует. Кенрик должен увидеть казнь. Они оба останутся здесь, а от вас я не желаю больше слышать ни слова. Ослушаетесь меня — и вы разделите эшафот с Блэром.
Селар отпустил Розалинду и отвернулся, а Джордж с трудом подавил желание утешить бедняжку. Она сидела, выпрямившись и глядя прямо перед собой, и казалась такой одинокой и испуганной… После всех тех лет, что Селар подобным образом обращался со своей королевой, она все же находила мужество противостоять ему, хотя оружием ее были лишь слова, а наказание всегда бывало жестоким.
Ради детей Розалинда постаралась справиться с собой. Внимание Джорджа привлекло движение, начавшееся на противоположной стороне площади. Стражники вели Блэра. Руки его были связаны, но голову пленник держал высоко. Впереди шел священник, бормоча молитву о милосердии к проклятым:
— О благословенные боги, посылающие молнию и гром, молим вас простить нам наши гнусные грехи. Мы совершили величайшие преступления против установленных вами законов, но да смилуетесь вы над нами и примете наши души…
Судя по выражению его лица, Блэр ни о чем молить, не собирался. Его не задевали издевательства и проклятия толпы. Когда осужденного поставили на вершине помоста под виселицей, Селар встал и поднял руки, призывая к тишине:
— Руперт, барон Блэр, вы признаны виновным в измене. Самое тяжкое преступление должно повлечь самое суровое наказание. Измена вдвойне мерзкое преступление, потому что является не только нарушением клятвы, данной перед лицом богов, но и покушением на права вашего сюзерена. Такое предательство обнаружить нам было очень горько. Мы предпочли бы остаться вашим другом, а не стать палачом. С тяжелым сердцем объявляем мы приговор и молим богов быть милостивыми к вашей душе.
