— Пожалуйста… — с мольбой в голосе прервала она. — О чем-то же еще они говорят.
Он любовался пульсирующей жилкой у нее на шее.
— Я мог бы спросить — нравится ли вам видеть меня побритым или вы предпочитаете щетину, чтобы не ждать, пока я побреюсь. Так как ноги становятся холодными, я мог бы спросить вас, замерзли ли вы, и предложить согреть вас. Затем вы, если, конечно, хотели бы, спросили — болят ли у меня мышцы после тяжелого копья. Вы бы могли предложить мне снять рубашку и помассировать спину, чтобы снять боль.
Его слова, казалось, оплетали ее мозг паутиной. Она, как во сне, видела его делающим все то, о чем он говорил, а себя — позволяющей делать, помогая ему… Она буквально чувствовала его обнаженное тело под своими массирующими пальцами. В то же время сладкие образы, созданные им, отзывались в сердце пустотой. Она ведь до сих пор не знала, как мало тепла и любви было в ее жизни, как мало всего того, о чем так легко говорил Рован.
Когда он замолчал, она тихонько вздохнула и мягко спросила:
— На самом деле мужчина и женщина так разговаривают друг с другом?
— Да. И о многом другом.
Она было открыла рот спросить, о чем же еще они говорят, но не стала. Будет лучше, судя по завораживающему тембру его голоса и боли где-то там, внутри нее, если она не будет этого знать. Вместо этого она попросила:
— Расскажите мне о ваших путешествиях. Вы правда жили с бедуинами и пересекали аравийские пустыни на верблюдах?
Он рассказал ей сказку о жаре и песке, о монотонности путешествий и жажде, о холодных, пробирающих до костей ночах. В его рассказах были и неуловимая красота природы, и триумф добра над горьким неравенством, и страшные битвы за гордость и честь. Она слушала, восторгалась, пока он резко не оборвал себя и взял ее босую ступню в свои теплые руки.
— Вы замерзли, почему же не сказали мне об этом? Укройтесь же одеялом.
— Но вам же самому нечем укрыться. — Она убрала ногу и накрыла ее полой пеньюара.
— Зачем, я же не замерз.
— Я тоже, пока вы не… — Она остановилась, представив, как это может прозвучать. — Не могу же я, в самом деле, предложить вам поделиться одеялом.
— Но вы же первая замерзли, не так ли? — Нахмурившись, он потянулся к ней.
— Не нужно этого делать, — сверкнула глазами Кэтрин.
Он отпрянул. Озадаченное лицо постепенно смягчилось.
— Вы правы. Не надо было этого делать. Глупо, но с добрыми намерениями.
Он легко соскочил с кровати, взял сюртук и галстук, перекинул их через плечо и зашагал в туалетную комнату.
