– Нет, скажите, что мой папа неправ?
– Папа твой прав, а я неправ. Зря я тебя утром похвалил.
– Прошу разъяснить, – Сашка притворялся. Он прекрасно понимал, о чем я говорю.
– Хотя бы прочел билет.
– Витька, ты что-нибудь понимаешь?
– Витька как раз не понимает.
– Нет, почему? Понимаю. С билетом, правда, нехорошо получилось.
Милый Витька, наивная душа. Больше всего он боялся показаться недостаточно сообразительным. Я обнял его за плечи и прижался щекой к его потной щеке.
– Ты еще не все знаешь, – сказал я. – Послушал бы, как Сашка разыгрывал из себя скромника по дороге в школу.
– Нет, ты серьезно? – спросил Сашка.
Я и сам не знал, серьезно говорю или несерьезно. Скорей всего и серьезно и несерьезно. У меня всегда была склонность к самоанализу, и я не мог не видеть, что так же, как и Сашка, подвержен тщеславию. Среди нас только Витька не страдал тщеславием – этим изнуряющим и по природе своей бесплодным чувством.
Огромный термометр на стене горкома показывал тридцать градусов в тени. Газировщицы ведрами выливали воду под деревья.
– Пошли искупаемся? – предложил Витька.
– Каждый день купаемся, – ответил Сашка.
Я его понимал: надо было быть последним идиотом, чтобы в такой день не придумать чего-нибудь сногсшибательного. Мы бы давно придумали, если бы с нами были наши девочки. С ними мозги у нас работали лучше. Но Инка занималась, а Катя и Женя собирались идти к Инкиной маме. Зачем – они не сказали. Но мы-то знали – будут переделывать старые платья к сегодняшнему вечеру.
Перед газетными витринами остановился мужчина в белом санаторном костюме. Почему-то тех, кто приезжал в санатории, в городе называли больными. По-моему, из всех здоровых мужчина, остановившийся у газет, был самым здоровым. Чтобы читать, ему приходилось нагибаться, а его плечи закрывали газетный разворот. Он мельком просмотрел «Курортник» и отошел к «Правде».
– Мне нравятся пижоны, которых интересуют только происшествия, – сказал Сашка.
Мужчина оглянулся и снова подошел к «Курортнику».
– Напросился, – сказал Витька.
Пока мужчина читал газеты, мы усиленно курили. Потом он прошел мимо нас и, когда проходил, подмигнул Сашке.
– Наконец-то твой нос пригодился. Тебя-то он узнал, – сказал я.
– А ты знаешь, какой нос был у Спинозы?
– Пойдемте искупаемся, – сказал Витька.
Сашка задумчиво и долго смотрел на него.
– Бриться вы когда-нибудь думаете? – спросил он.
Зимой мы уже пытались побриться. Но ничего у нас не получилось. Мы сами были виноваты. Вместо того чтобы смело войти в парикмахерскую, мы долго торчали у входа. Когда Сашка наконец вошел, у нас уже пропала охота бриться. Мы остались ждать его на улице. Ждать пришлось недолго. Дверь неожиданно открылась, и на пороге появился Сашка. Сзади его легонько подталкивал в спину парикмахер Тартаковский.
