Подобрав мокрые от росы полы линялого брезентового дождевика, он одним махом, как молодой, поднялся в седло и поправил за спиной старенькую тульскую двустволку. Вчера вечером из деревни прибегал внучонок бабки Козлихи и сказал, что в излучине Лоби, километрах в пяти от Зинцово, разбил лагерь какой-то городской на машине. Известно, зачем городские становятся лагерем на берегу лесной реки в самом, можно сказать, сердце Завидовского заповедника. Динамит - это, конечно, вряд ли, но вот сети при них есть наверняка, а то и того чище - электроудочка. Федор Григорьевич покачал головой: это ж надо было до такого додуматься!
Строго говоря, сети и электроудочки его не касались, это была вотчина рыбнадзора, но где сети, там вполне может обнаружиться и ружьецо, а рыбинспектор Злобин все равно третий день подряд мается брюхом, и на браконьеров ему сейчас нас.., в самом прямом смысле слова.
Нефедов тронул коленями теплые бока мерина и покинул кордон, дымя зажатой в зубах беломориной и по-хозяйски глядя вокруг из-под треснувшего лакового козырька старенькой форменной фуражки.
Спустя час с небольшим он приблизился к месту, где, по словам козлихиного внука, расположился лагерем заезжий браконьер. Солнце уже встало, высушив росу, лес звенел от птичьих голосов, и Нефедов ухмыльнулся в усы: если залетный москвич и впрямь решил побаловаться рыбкой, то сейчас ему было самое время сортировать улов, попивая водочку и подбрасывая сушняк в костер.
Привязав мерина к березе так, чтобы он мог дотянуться до травы под ногами, Нефедов снял с плеча ружье и двинулся через лес в сторону реки, стараясь производить как можно меньше шума. Наконец лес впереди поредел, и в просветах между деревьями засветилось небо. Егерь пошел еще осторожнее меньше всего ему хотелось, чтобы браконьер, услышав шум, спрятался или, того хуже, сиганул в машину и газанул куда подальше. Гоняйся потом за иномаркой верхом на мерине!
Он уже собрался раздвинуть кусты и выйти из укрытия, когда позади раздался повелительный, с металлическими нотками окрик:
- Хальт! Хенде хох!
Федор Григорьевич не успел повоевать в регулярной армии, но оккупацию и партизанку помнил хорошо, хоть и был в ту пору пацаном. Он даже не успел удивиться тому, что браконьер обратился к нему по-немецки: тон приказа был таким недвусмысленным, что Нефедов понял бы его, даже заговори браконьер по-китайски или, к примеру, на санскрите. Егерь остановился, как вкопанный, и рефлекторно вскинул руки к небу.
