— Братья мои и сестры, дочери и сыновья! — со вздохом начал Годо. — Видит Бог, всю свою долгую жизнь я любил и защищал вас от лютого зла, поразившего этот город. Единственное, о чём я хочу вас попросить перед тем, как уйду навсегда, — оставайтесь порядочными и добрыми людьми, что бы ни случилось, вопреки трудностям, не теряйте человеческий облик! Пусть мне, старику, там, наверху, будет радостно, что защищал я вас тут не напрасно!
Эстебан нервно положил руку на гарду меча.
— Где этот чёртов ассасин? — недовольно прошипел Веласкес.
— Почему это контрабандистское отребье не начинает штурм? — прохрипел Барт.
Тем временем кто-то в толпе закричал:
— Жизнь!!!
— Жизнь!!! — кто-то подхватил с другого конца.
Через несколько мгновений уже вся площадь в один голос разрывалась от криков «Жизнь! Жизнь! Жизнь!», отчаянно требуя пощады для осуждённых.
В страже у эшафота возникло замешательство.
— Господин Коррадо! — обратился к коменданту обвинитель. — Народ требует милости. По закону мы можем пересмотреть наказание.
— Здесь я решаю, кому жить, а кому сдохнуть! — зыркнув на обвинителя, огрызнулся комендант. — Привести приговор в исполнение! Живо!!!
— Так точно! — испуганно произнёс обвинитель и махнул палачу.
Протискиваясь через толпу, Карим, наконец, добрался до своих. Глаза ассасина были мертвенно-потухшими, наполненными глубокой безысходностью и отчаянием. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что с планом что-то не так.
— Где тебя носит?! — зарычал Гаспар.
— Это конец! — обречённо произнёс ассасин.
— Что значит конец?! — вонзив в него свой раскалённый взгляд и схватив за руку, спросил Эстебан.
— В городе гвардия короля. Ночью был рейд. Многие заговорщики взяты под стражу, остальные убиты. Знатные дома отказались от участия. Восстание подавлено, — убрав с себя руку гладиатора, произнёс Карим.
Тем временем уже палач направлялся к осуждённым, сжимая в руке факел.
— Да какого чёрта вы встали?! Что?! Обосрались?! Добро позабыли?! — заорал Эстебан. — А ну, застрели его! Стреляй, сукин сын! — тряхнув Веласкеса за плечо, зарычал он, указывая на идущего к помосту палача.
Конкистадор секунду помедлил, словно усмиряя в себе вопящий голос разума и взглянув в каменные лица товарищей, стащил тряпичный чехол с аркебузы.
— Стреляй, Хуан! — решительно поддержал крестоносец. — К дьяволу страх. К дьяволу смерть! Не спасём, так погибнем мужчинами.
Испанец кивнул и, стиснув зубы, вскинул ружьё на плечо Барта.
