В конце вечности - Артем Евгеньевич Белянин

Утреннее солнце, отыскав брешь в кроне векового дуба, украдкой коснулось лица спящего под ним мужчины. Недовольно приоткрыв глаза, Остап поёжился от холода и с хрустом расправил затёкшую спину. Рядом сопел худощавый старик, с головой зарывшись в потёртую волчью шкуру. Неподалёку раздавалось мерзкое карканье растревоженных ворон. Мужчина, разминая шею, взглянул на спящего старика, затем перевёл взгляд на остывающие угли костра. Огонь, оберегавший дозор от хищников всю минувшую ночь, безнадёжно зачах.

Где-то на краю поляны раздался треск сухого валежника. Остап машинально достал нож. Глядя в заросли, мужчина ждал.

— Остап, это я! — послышался запыхавшийся голос из зарослей орешника. На просвет показалась тучная фигура плечистого здоровяка с прилипшими к потному лицу редкими прядями кудрявых волос. Размахивая тушкой зайца, толстяк, неуклюже цепляясь за ветки, с треском вывалился на поляну.

— Проверял силки у нор, — кряхтя, стаскивая с себя крупные репьи, деловым тоном произнёс Фома. — У нас сегодня мясо на завтрак! — вдруг оскалившись идиотской улыбкой, в которой не хватало зубов, добавил он, потрясая зайцем.

— Мясо, говоришь? — заправляя нож и нервно приглаживая бороду, сказал Остап. — Ну кормилец! Какой же молодец всё-таки! А я уж тебя ругать хотел. Проснулся, холод собачий, костёр потух, и на посту никого.

— Да! Зайцы попались! — радостно зашагав косолапой походкой через поляну, крикнул Фома. — Гляди, какие жирные! — потряхивая обмякшими тушками, добавил он.

— Ты какого чёрта ушёл?! Сучий ты сын!!! — неожиданно сменив саркастический мягкий тон, взорвался охотник. — Какой уговор был?! Тебя спрашиваю!

— Двое спят, один сторожит и присматривает за костром! — с недовольством побитой собаки взглянув на Остапа, ответил он.

— А ты что?! Жрать захотел? — сдвинув брови, закричал на толстяка Остап и носком сапога зло пихнул в его сторону погасшую головню.

— А чего, потух, что ли? — залепетал здоровяк и, бросив на траву дичь, зашаркал к кострищу.

— Да нет, что ты?! — протянул Остап. — Смотри, какой жар! Степаныч аж под шкуру с головой залез, чтобы седины не опалить.

— Вот дела, — со вздохом сказал Фома. — Только ведь дрова подбрасывал, — упав на колени и раздувая угли, виновато оправдывался он.

— Эх, Фома. Бездонная твоя утроба. Ты ведь душу продашь за куриную ногу! — откинувшись на ствол дерева, ядовито произнёс Остап.

— Дык я быстро же. Ну, отошёл по нужде, заодно дай, думаю, силки проверю, — заёрзал Фома.