– А ну, иди сюда… Я тебе задницу надеру! – орет Коба, бросается на Лелу, но соседи его перехватывают.
Лела направляется в сторону интерната.
– А ты и вправду дебилка! – вопит Коба.
Лела останавливается, поворачивается к Кобе.
– Чтобы я больше не видела на стоянке твою машину, а то расскажу Цицо, откуда взялись твои пять лари, и Фирузу расскажу, они устроят тебе за еблю с дебилами – на жопу сесть не сможешь! А эту свою бумажку отдай шлюхам вроде твоей матери.
– Э-э, девочка… – оскорбленно произносит какой-то парень. Голос у него мягкий, грудной.
Соседи держат Кобу, Гоча направляет на Лелу воду из шланга, но струя до Лелы не достает. Тогда парень в джинсовой жилетке наклоняется, подбирает с земли камешек, чтобы бросить Леле под ноги, но другой, с грудным голосом, его останавливает:
– Не надо, она же девушка.
Из одного окна выглядывает старик, из другого – какая-то женщина и, насупив брови, спрашивает, что случилось.
– Ничего, закрой окно! – выкрикивает парень с бородкой и усиками, и женщина (по всей видимости, его мать) недовольно скрывается в окне.
Перед тем как забрать машину со стоянки у интерната, Коба подкарауливает Лелу в сумерках на углу Керченской и бьет кулаком в лицо. Лела падает, а Коба пинает ее по спине и по животу. После чего уходит и навсегда пропадает из Лелиной жизни.
Наступает август. Время в интернате и так течет медленно, а теперь и вовсе замерло. Остановилось движение на улицах, даже ветер не веет, а уличные собаки стараются не шевелиться: лениво переползают вслед за перемещающимися тенями, сворачиваются в тени клубочком, уткнувшись носом в собственный бок, и раздумывают о своей бесцельной, безымянной, бездомной, безобразной и незарегистрированной жизни. Ливни не освежают. Выйти на улицу, особенно в полдень, немыслимо. С раннего утра солнце, поражающее и неумолимое, обжигает. Вот уже которую неделю этот раскаленный уголь безжалостно опаливает и высушивает эту часть земли. Почва полопалась, как корочка кекса, по раскаленной тверди снуют ржавого цвета муравьи – исступленно, точно под ногами у них огонь и они пытаются отыскать хоть какую-то щель, чтобы спрятаться от этой пытки.
Вечером, когда солнце смещается за край небосклона, спертый воздух почти неподвижен. Тень взошедшей луны украшает пейзаж. Постепенно поднимается ветерок, колышет ветки и побуждает кузнечиков, прячущихся в сваях забора и углах двора, огласить окрестности стрекотом.
Дети бродят как оглушенные, ни футбол им не в радость, ни еда. Дали им запрещает брызгаться. Бог знает почему. Кое-кто все же ухитряется наполнить пустую бутылку и, пока никто не видит, вылить воду себе на голову и шею.
