Герцог де Бассано говорил:
— Я готов испросить дозволение у императора напечатать ваше объяснение, но тогда бы пришлось напечатать и все документы, относящиеся к этому делу, чего именно не хотел император. И они не были обнародованы в официальном «Мониторе» потому, что могли быть неприятны как для вашего государя, так и для вашего посольства. Но обнародование этих документов повело бы еще к большим для вас неприятностям, потому что я должен бы был тогда заявить вам протест на действия некоторых членов вашего посольства и потребовать его удовлетворения.
— Но в чем же вы нас обвиняете? — ответил ему князь Куракин. — Не употребляете ли вы точно таких же средств, чтобы узнать то, что вам нужно знать? На что, например, употребляются те суммы, что стоят в ваших бюджетах под рубрикой тайных расходов министерства иностранных дел?
И все же А.Б. Куракин решил не настаивать на своем требовании, потому что действительно это было не «comme il faut» в условиях, когда он ждал разрешения российского кабинета на начало новых переговоров.
Со своей стороны министр полиции Савари потом в своих «Мемуарах» подробно рассказал, как под его руководством подведомственные ему агенты следили за действиями Чернышева. Они проникли в его квартиру в особняке д’Анвер, что на улице Тэбу, обшарили там все углы и якобы отыскали не уничтоженную записку, помеченную инициалом «М», в которой кто-то назначал кому-то встречу в саду на улице Варенн, рядом с одним из зданий русского посольства. В записке также говорилось, что ее автор готов продать что-то, если это окажется интересным.
В журнале «Мировое обозрение» (La Revue mondiale), вышедшем в год 100-летия описываемых событий, Жан Фино рассказывает об этом так:
«Министр полиции Савари, герцог де Ровиго, один бросал вызов Чернышеву. Этот молодой человек, которого он считал непоседливым, любопытным, нескромным, настоящей ищейкой, этот русский, которого он обвинял в том, что тот повсюду совал свой нос, стал его врагом номер один».
А у современного историка Жеральда Арбуа читаем:
«Сеть посольства в Париже была ликвидирована в феврале 1812 года из-за неловкости Чернышева. Перед возвращением в Санкт-Петербург адъютант, как обычно, сжег все компрометирующие документы, которые он не мог забрать с собой. Однако, когда парижская полиция произвела обыск у него дома, выяснилось, что сожжение уничтожило не все доказательства его причастности к шпионажу».
Из содержимого записки был сделан вывод, что некто, служивший в военном министерстве, готов доставить Чернышеву какие-то сведения.
