Кстати, оригинала этой записки не существует. И складывается впечатление, что не только историки, но и современники тех событий излишне много внимания уделяли и уделяют истории с ее обнаружением в особняке д’Анвер. Но делается это, понятное дело, не случайно. Скорее всего, эту «детективную деталь» запустил в дипломатические круги Юг-Бернар Маре, герцог де Бассано, дабы не раскрывать факт не совсем законного длительного наблюдения французских агентов за Чернышевым и русским посольством.
В исторической литературе широко бытует мнение о том, что Чернышев покинул Париж уже 26 февраля, и вечером того же дня, либо утром 27-го, агенты Пакье устроили в его комнатах в особняке д’Анвер тщательный обыск, в ходе которого была обнаружена злополучная записка.
То есть речь идет о 14 февраля по старому стилю или 26 февраля по новому стилю. Однако Чернышев не мог покинуть Париж ни 26-го, ни 27 февраля хотя бы потому, что 28-го у него была аудиенция у Наполеона. В течение трех с половиной часов Наполеон снова говорил о возможности урегулирования спорных вопросов между двумя державами, стараясь закрепить и усилить то впечатление, которое пытался произвести на Чернышева (а через него и на Александра I) двумя днями ранее.
Судя по тому, что арест камердинера Чернышева Жана Кундта, по прозвищу Саксонец, произошел 28 февраля, отъезд русского офицера мог состояться вечером того же дня, сразу после чего и был произведен обыск, в ходе которого якобы и была обнаружена записка, помеченная инициалом «М».
1 марта полиция установила, что единственным чиновником из числа персонала обоих военных ведомств, чья фамилия начинается с инициала «М», и который мог быть так или иначе связан с утечкой документов, являлся Мишель, состоявший в бюро обмундирования и имевший «двусмысленную репутацию». А еще он на свою беду имел лучший, поистине уникальный почерк среди чиновников обоих министерств, поэтому не составило большого труда определить, что именно он и есть автор злополучной записки.
Историк Жеральд Арбуа констатирует:
«Расшифровка инициала “М” легко указала на Мишеля. После этого раскрыть оставшуюся часть сети не составило труда».
Маршал Бертье взглянул на клочок бумаги и вызвал начальника отдела, ведающего писцами.
— Это почерк писца из отдела экипировки войск, некоего Мишеля, — без ошибки определил глава отдела. — Смею заметить, такою каллиграфией вряд ли обладает кто-либо другой, наверное, во всем Париже!
