– Он же не студент, ему просто повезло? – Базз еще раз нажал кнопку. – Мисс Джонсон не отвечает. Я хотел найти тебе подарок.
Я сказала, что мне ничего не нужно, мне пора идти.
– Скажи мне, Перли, – вдруг произнес он, сверкнув голубыми глазами. – Как ты думаешь, что мне делать?
Какое право он имел спрашивать такое? Не то чтобы он хотел от меня помощи с Аннабель, но он также не хотел, чтобы я просто отошла в сторону. А хотел он, как ни удивительно, чтобы я стала собственному мужу сводней.
– Меня нельзя об этом спрашивать, – сказала я.
Он нахмурился и покачал головой.
– Но ты лучше всех его знаешь, – сказал он, ласково глядя на меня снизу вверх.
Я снова была девочкой, стоящей перед облеченным властью мужчиной. Вот я в отцовском доме в Кентукки, в старом платье, терзаемая прошлым, но польщенная: мистер Пинкер описывает мне чудеса Калифорнии, огромные самолеты, которые такие девушки, как я, должны заворачивать в бумагу, говорит, как я нужна Америке и что я могу оказать ему услугу. Одну маленькую услугу. Золотой значок на лацкане мерцал во влажном свете. Рассказывать все секреты, даже выдуманные.
Как заставить человека полюбить тебя? Когда ты юн, в мире нет ничего труднее. Старайся изо всех сил, будь с ним рядом, готовь его любимую еду, приноси вино или пой любовные песни, которые, ты знаешь, его трогают. Они его не тронут. Ничто его не тронет. Ты убьешь дни, расшифровывая сказанные по телефону банальности, месяцами будешь наблюдать, как шевелятся его мягкие губы, потратишь годы, глядя, как он сидит в кресле, и каждой клеточкой желая подойти к нему и сделать простую вещь, сказать простое слово, заставить его любить тебя, – и не делая этого. Длинными ночами ты будешь гадать, почему же его не тянет обнимать тебя, почему его сердце не тает от твоей близости, как он может сидеть в этом кресле, или говорить этим ртом, или звонить по телефону и не вкладывать в это никакого смысла, ничего не таить в сердце. А может, он таит в нем не то, что тебе хочется. Потому что он, конечно же, любит. Просто не тебя.
Но когда ты старше, способы находятся. Молодые считают, что кругом полно прекрасных возможностей – лучшие любовники, лучшая жизнь. К двадцати пяти – тридцати годам варианты иссякли, жизнь съежилась. Тебе остается только урезать эти варианты до одного, свести жизнь в одну точку.
И что остается в этой точке? Ты, Базз Драмер. Остаешься ты.
Не могу передать, как странно было думать о муже в таком ключе. Я чувствовала себя фокусником, уходящим на пенсию, который однажды вечером, выпив, рассказывает юноше все секреты своих фокусов. Здесь есть второе дно, здесь – невидимая стеклянная перегородка, тут дым заслоняет проволоку. Но была разница – я никогда не считала это фокусами. Я просто думала, что это и есть брак: секретные стекла и проволочки, с помощью которых мы поддерживаем сладчайшую иллюзию на свете. Приемы, которыми я его завоевала и удерживала, хотя и были тщательно исполнены, стали казаться безыскусными, как любой роман. Возможно, они такими и были. Но, как и фокуснику, мне не хотелось проговаривать эти вещи. Не такие уж это были великие секреты, но, как только я их передам, моя роль жены будет завершена. И все же я подумала о сердце, бившемся не с той стороны в груди моего мужа, и подумала о сыне.
