– Ничего.
– Как будто бы ангельский белый народ / В раю до полудня зевает, – сказала я, и Базз не сразу понял, что я цитирую любимого поэта Холланда. – А черный и там на рассвете встает / И райский паркет натирает[4].
– Ты полна сюрпризов, Перли Кук.
– Надеюсь.
– Только не переборщи, пожалуйста.
– Между прочим, она думает, что мы любовники, – вдруг сказала я. – Мы с тобой, это же надо. Соседи сплетничают…
– Я бы о этом не волновался.
– Ну а я не хочу, чтобы обо мне судачили.
– Судачат всегда не о том. А что происходит на самом деле, никто не знает.
– Я подслушала, что она обещалась другому.
– Обещалась?
– Молодежь так делает. До помолвки.
Он недоуменно улыбнулся.
– Но помолвка – это и есть обещание.
– Не могу сказать, что понимаю их. Это в сто раз разбавленная клятва.
– Возможно, это чтобы можно было целоваться и обниматься. Люди часто придумывают занятные шифры, – пожал он плечами. – И кому же она обещалась?
Внизу послышался стук – одна из женщин уронила ножницы, и к ней подбежал служащий, чтобы вернуть ее обратно к работе. Базз очень внимательно наблюдал за ними, а потом спокойно повторил вопрос.
Я назвала имя. Ежеутренние бутылки у нас на крыльце. Ясный звон стекла. Кольцо, мерцающее у нее на груди, и широкая улыбка на ее лице, когда она уходила.
– Уильям Платт, продавец сельтерской, – сказал он. – Как доброкачественно.
И я засмеялась. Он взял меня под руку и повел в большую шумную комнату, где товары паковали в коробки, а оттуда – в маленький красиво обставленный кабинет с длинным зеркалом у одной стены и ширмой у другой. Какой-то звукоизолирующий материал заглушал скрежет станков – невозможно было догадаться, что за дверью работает фабрика. Больше походило на дом незамужней тетушки. Из центра потолка свисала нелепая люстра в форме летящей птицы. Базз пересек комнату и нажал белую фарфоровую кнопку в стене.
– Уильям Платт… – повторил он. На стене у него за спиной висело изображение красавицы Гибсона с пышным бюстом («Накачиваем буфера!»), на который во все глаза смотрел карикатурный солдатик, – персонажи былых времен, эпохи наших родителей. Затем он наморщил лоб. – Почему он еще здесь?
– Ну, у него две работы, по субботам он разносчик, а…
– Да нет, почему он в принципе остался. – Грустно улыбаясь, он махнул рукой в сторону двери, за которой сидели пожилые мужчины, занятые работой. – Ведь сейчас вокруг не так уж много молодых парней.
Он был прав. Последняя цифра, которую я слышала, – воевать в Корею отправляются по тридцать тысяч мальчиков в месяц. И это при том, что президент объявил войну оконченной.
