– О да, потрепало меня немножко. А вот ты… ты отлично выглядишь, разве что подсушился на солнце.
Он забрал у меня пальто и шляпу и позвал Мэгги. Та показалась из кухни с гостеприимной улыбкой, в которой я уловил намек на красоту, видимую в ней одному только Виктору. Черты ее лица стали еще резче и непривычнее, чем те, что я видел у официантки восемь лет назад. Но вопреки прошедшим годам и морщинкам на лбу и у глаз Мэгги выглядела очень молодо – несомненно, отчасти от бронзового загара после недавнего отпуска, но еще больше – от общего благополучия и жизненных сил.
Маленькая гостиная была скромно обставлена мебелью, большей частью из светлого дерева, вошедшего тогда в моду. Над камином висела литография по Брейгелю. На другой стене были довольно яркие лесные виды, на мой взгляд, вовсе не во вкусе Виктора. Общее впечатление от комнаты сочетало высокую утонченность и наивность. Занавески напоминали о меблированных комнатах, пусть и очень милых, зато темное шерри мы пили из бокалов шведского хрусталя. Как ни странно, мне совершенно не резало глаз такое странное сочетание стилей. Они складывались в добродушную гармонию, которая, подозреваю, отражала отношения между Виктором и Мэгги.
Я быстро убедился, что их неофициальный брак складывается очень благополучно и что Виктор во многом опирается на Мэгги. Он часто искал ее взглядом, словно просил подтвердить что-то, сказанное мне. Раз, проходя за ее креслом, чтобы что-то принести, он мимолетно коснулся ладонью ее плеча.
Потом, когда Мэгги ушла готовить, а мы с Виктором сидели в садике, он упомянул, что, пока она не стала жить с ним, ему приходилось тратить много энергии, чтобы «держать Чурбана в узде», теперь же, когда его поддерживает ее постоянное присутствие, сил остается больше, и он по-новому ощущает покой и надежность. Только расставшись с ней больше чем на неделю, Виктор ощущал прежнюю потребность следить за собой, да и то она сказывалась скорее в смутном чувстве одиночества и тревоги, а не в виде настоящей угрозы.
Мэгги помогала ему и делом. Кроме того, что вела дом, она включилась в работу Виктора. Она посещала все его вечерние курсы и завязала настоящую дружбу с некоторыми его учениками. По-видимому, она играла важную роль в его деятельности.
– Когда Виктор работает над новой темой, – сказала она, – первый опыт всегда проводится на собаке, в смысле – на мне. Иногда бедной псине приходится тяжело, и она невольно засыпает. Бывают и нервные срывы, как у тех несчастных животных, которых какой-то великий русский экспериментатор мучил непосильными тестами на разумность. А бывает, что влюбленная собака заслушивается, забыв о вязании. Иной раз она задает столько глупых вопросов и выуживает столько трудных мест, что бедный Виктор забывает о вежливости.
